царственному деду. — Я хочу его видеть прямо сейчас! Немедленно!
— Успокойся, Людовик! — улыбнулся довольный император. — Представление сейчас начнется. В антракте найдем мы твоего Александра. Не желаешь ли еще коньяка, дружище?
— К черту коньяк! — рявкнул король и, заметив осуждающие взгляды сына, внучки и князя Гримальди, шумно выдохнул. — Хорошо, Николя, давай выпьем, но в антракте ты мне доставишь художника.
— Пригласишь в ложу Александра, — дед продолжал улыбаться, но тон его неуловимо изменился в сторону раздражения.
— Да, пригласишь, — буркнул Бурбон. — Чего ты к словам цепляешься? И где этот чертов коньяк?..
Погасший в театре свет сыграл с нашей ложей дурную шутку — на сцену никто толком не смотрел, все были или заняты созерцанием отлично освещенного портрета, или обсуждали его достоинства и притянутые за уши недостатки. Договорились до того, что Людовик безапелляционно заявил, что следующим, что напишет Александр, непременно будет парадный портрет короля Франции, а князь Гримальди в пику ему аргументированно напомнил, что Петров вообще-то женится на присутствующей здесь его любимой внучке Кристине, соответственно, и право первого парадного портрета принадлежит князю. Публичная демонстрация вываленных напоказ августейших писюнов, их обалденно большого размера и впечатляющего диаметра могла продолжаться еще долго, но вмешался император:
— Дорогие мои, а у самого Александра вы мнения не хотите спросить? И вообще, нашего художника опекает князь Пожарский, именно Михаил и должен решать подобные вопросы.
Все взгляды дружно скрестились на и не думавшем смущаться князе Пожарском, который демонстративно принялся разглядывать бокал с коньяком на свет, оттопырив при этом мизинчик. Насладившись «видами», Пожарский заявил:
— Вообще-то, у Александра дальше в планах числилась наша очаровательная Машенька. — Он отсалютовал бокалом кивнувшей императрице. — Ваше императорское величество, мое почтение! Потом в планах Александра были портреты старшего поколения рода Романовых, затем Пожарские как ближайшие родственники его лучшего друга Алексея Романова, а уж тогда и великие принцы и принцессы с их ближайшим кругом из подруг и друзей.
— Десять миллионов франков! — выпалил Бурбон.
— Пятнадцать миллионов! — это был Гримальди.
— Двадцать! — заявил первый. — И титул маркиза со скромным маркизатом в придачу.
— Не по правилам играешь, родственник! — зашипел второй. — Доминирующим положением пользуешься!
Король Франции надменно улыбнулся:
— Я просто использую все доступные средства для достижения нужной мне цели, дорогой родственник! И тебе со мной не тягаться!..
Пустая перебранка двух августейших особ длилась еще какое-то время, а мы со Стефанией, перестав обращать на это внимание, объяснили совершенно обалдевшей Изабелле, что Александр Петров, автор портрета, женится на Кристине Гримальди, а Николай, соответственно, на Еве. Сам Николай, как и Ева, во время объяснения испанской принцессе текущей обстановки имели смущенный вид и старались в сторону друг друга даже не смотреть.
Во время антракта Бурбон притащил в ложу Гогенцоллернов и Виндзоров. Вердикт последних насчет портрета был однозначен — мой любимый цвет, мой любимый размер! Заверните! Сколько стоит?
Мне же с дедом Михаилом пришлось самым натуральным образом охранять молодое тело Шурки Петрова, на которое покушались все вышеозначенные августейшие особы! Слава богу, прозвенел третий звонок, и экзекуцию решили отложить до окончания концерта…
* * *
— Петрович, — Кузьмин пихнул Белобородова в бок, — согласись, государь у нас все-таки голова! Это ж надо было такое с портретом прямо в ложе замутить! Сам Людовик в ахере, Гримальди в перманентном шоке, все остальные паханы лягушачьему корольку завидуют лютой ненавистью!
— Ага, зашибись! — буркнул Белобородов. — А мне пришлось с Шуркой заранее в местный очаг культуры выдвигаться и налаживать весь, сука, творческий процесс! То нашему Рембрандту высоко, то низко, то криво, то освещение не то! Не поверишь, Олегыч, под конец все проклял! Уж лучше по тылам противника шариться с последним сухарем за пазухой, чем с легальной картиной по таким пафосным местам!
— Привыкай, Петрович. — Кузьмин с довольным видом потянулся. — Мы же с тобой в высшей лиге. А чтобы не скиснуть от скуки, нам и нужны вот такие вот темы. Глянь на виновника торжества, — Ваня мотнул головой в сторону Петровых, расположившихся в другой части ложи. — Бедолагу от адреналина сейчас разорвет. Но ничего, пока держится молодцом.
— Ага, держится! Щас представление закончится, и затягают его по заграницам! А я уже привык, что Шурка постоянно где-то рядом. Прикипел как-то. Чай, не чужие люди…
— Да и я тоже прикипел… — в голосе колдуна чувствовалось что-то действительно искреннее. — Думал, Шурка с сыновьями рисованием позанимается, основы им даст… Петрович, чего ты возбудился-то? А вдруг у моих разгильдяев тоже незаурядный художественный талант проявится? Помимо прочих?..
* * *
Окончания концерта, как мне казалось, ждали все присутствующие в ложе, и вот объявленный конферансье счастливый финал настал! Молодежь, возглавляемая мной, дружно вывалилась в общий зал и, не дожидаясь официантов, направилась в буфет. Шампанское, коньяк, мороженое с шоколадной крошкой были получены в самые сжатые сроки, а дальше к нам присоединилась и остальная наша компания, включая и вовсю смущавшегося героя вечера — далекого от мирской суеты Александра Петрова.
— Алекс, — первым к художнику подошел Вилли Гогенцоллерн, — наши с братом старшие родичи в полном восторге от портрета Бурбона. Могу ли я каким-то образом повлиять на твои дальнейшие творческие планы?
Шурка затравленно смотрел в мою сторону, и я, пользуясь правами лучшего друга, ответил за Шурку:
— Вилли, дорогой родственник, посмотри туда… — я указал немцу на вход в нашу ложу, возле которого толпились представители правящих родов мира. — А ведь у Александра в ближайших планах было написание портрета моей царственной бабушки.
И тут у меня заверещала чуйка! И она сообщала мне, что с кем-то из своих происходит что-то очень нехорошее!
Темп!
Твою же! А со старшим Нарышкиным-то что может произойти?
— Вилли, дружище! — Я приобнял немецкого принца. — Мне надо отойти, но ты же не оставишь Алекса Петрова без защиты?
— Можешь на меня рассчитывать, дружище! — заверил меня принц, а его напрягшиеся острые скулы говорили о том, что просьбу он воспринял буквально.
Поиск в этой толпе генерала Нарышкина не составил особых проблем, и я спросил прямо:
— Алексей Петрович, что случилось?
— О чем это ты? — он изобразил удивление.
— Бросьте, Алексей Петрович!
Несколько мгновений генерал меня разглядывал, а потом тихо произнес:
— Да охренеть, что случилось!