но на незнакомых местностях он ориентировался как прирожденный связной.
***
Шел, шел, и шел товарищ Васюк. Если глянуть на сапоги – месяцы прошли, если в себя заглянуть – годы. Пока был жив, что хорошо. Всё остальное было плохо.
Идти старались ночами, но не всегда удавалось. На рассвете, между большой деревней и группой хуторов, посреди огромного луга враг настиг маленький отряд. Видимо, накануне кто-то видел, напел местным гадам. Ждали. Бахнули из винтовки сигнально, двинулись от околиц брички и тарантасы, не скрываясь, со свистом, гиком, полуприцельной стрельбой. Скрыться было негде, разве что торчала реденькая роща у болотца – с десяток деревьев, да пятно камыша. Как чувствовал Серега, повел чуть ближе к роще, думал, она частично от деревни заслонит, а вышло, что умирать здесь придется.
Бежали, надрываясь, по некошеной траве, сапоги путались, ослабевший Олег отставал. Болотце с рощей едва приближалось. Зато налетали с двух сторон свист и крики.
— Стоять, краснозадые! Бросай ружья! – надрывался кто-то на почти чистом русском.
Валдис остановился, вскинул винтовку.
— Беги! Не пугай заранее, – прохрипел Серега.
Небо светлело прямо на глазах, таяла предрассветная серость. Эх, поздновато пошли, нужно было до вечера отлеживаться. Впрочем, если выследили, все одно, курад его топчи…
Тяжелели сапоги, но мысли пошли куцые, зато четкие. Их там человек двенадцать, азартных, разгоряченных… Ну, пусть еще попробуют взять бойцов, фашисты пейзанские. Только бы успеть…
Первым влетел под деревья товарищ Васюк, успел сбросить рюкзак и лишнее. Упали рядом, загнанно дыша, Валдис с Стеценко, отставший Олег полз к деревьям.
— Помочь надо, – попытался встать Валдис.
— Сиди! Пусть думают, что бросили человека, – Серега попытался втянуть в грудь побольше воздуха, заставил себя встать. Пошатываясь, пробежал рощицу насквозь – изнутри она была уж совсем жиденькой – выскочил на луг. Как и думал: разделились, огибали болотце, отрезая беглецам всякую возможность достичь дальнего леса. Общим числом три брички, одиннадцать-двенадцать рыл. Тряслись на добротных экипажах солидные селяне, блестели лакированные козырьки кепок, торчали стволы винтовок и ружей…
Серега взвизгнул, присел, подскочил, заголосил:
— Ой, не стреляйте! Я же не виноватый.
— Стой! – скомандовали с охотничьих бричек и добавили непонятное литовское.
Стоять Серега не стал, уронил с плеча винтовку и безоружный, трусливо прикрывая голову, кинулся обратно, под тщетную защиту берез.
Не спешили охотники, остановились, успокаивали лошадей, поглядывали на рощицу, на уползающего под деревья раненого. Ссыкуны все ж…
— Ты, Серый, конечно, артист. Но толку-то… – прохрипел Стеценко, раскладывая перед собой гранаты. – Ситуация-то…
— Вот ты давай погромче стенай, – посоветовал Серега, пытаясь продуть или хотя бы протереть рукавом затвор автомата – что за оружие изобретают, бережешь его, бережешь, а все одно грязное. – Шумни, пусть слышат.
— Толку-то?! – в голос провыл, вполне понимающий ход связной мысли, Стеценко.
— Поубивают! Ой, мамочка! – пискнул товарищ Васюк таким детским голосом, что самому стало противно.
Расслышали, гады, заперекликались, двинулись – разом с двух сторон, что было неприятно, но предсказуемо.
— Я тех беру, вы – этих, – прошептал Серега. – Подпустим поближе, без преждевременного шухера.
— Лучше б меня сразу убило, замучают же, – простонал Олег, сжимая крошечный пистолет.
— Не трусь, ты в резерве, – ободрил Серега и на локтях пополз к навстречу гадам.
Лежа за стволом относительно приличной толщины, откинул приклад автомата, приложился и перевел дух. Вообще лежать на войне гораздо лучше, чем бегать, ползать, или, к примеру, копать. Впрочем, это и так все знают.
Лежал товарищ Васюк, как учили на занятиях в комсомольском тире – носки врозь – смотрел поверх автоматного ствола на приближающихся охотников. Те разошлись короткой цепью, одного храбреца с лошадьми и повозками оставили, словно на зайцев идут. Интересно, литовские сказки похожи на эстонские? Что ж там дальше с безыдейным заячьим товариществом приключилось? Эх, не хватает спокойного Яниса в беспокойные моменты войны.
Рассудительные здесь селяне, вальяжные. Картузы очень хорошие, прям откровенно буржуйские. Вон тот толстый кулак, и молодой, что с ружьем, харями схожи – отец с сыном, наверное. Что ж вам, семейство поганое, утрами-то не спится?
Бахнула винтовка за спиной, закричали. Цепочка охотников перед Серегой разом вздрогнула – прям смешно, когда сразу пятерых наблюдаешь.. Вздрогнул-задрожал и трофейный автомат в руках опытного связного. Не засралось оружие, не так уж плохо немцы эти скорострельные штуки клепают.
Очередь, еще…, не суетиться, с умом, как Василек бил…
Все ж не имелось настоящего опыта у товарища Васюка: и нервничал из-за стрельбы и взрывов гранат за спиной, и ноги все же неправильно положил, несподручно из автомата так строчить. Двоих срезал сразу, потом достал метнувшегося в сторону. Тут, понятно, магазин иссяк. Пока менял, оттуда разок выстрелили – явно не глядя, драпанули. Глупо, залегли бы, оно разумнее, от пули не особо убежишь…
Дивясь себе, своей нежданной удаче, брал Серега на прицел темные неуклюжие силуэты. Всё, кажется…
Развернулся к винтовочным выстрелам. Лежали бойцы отряда, целился Стеценко. Что там?
— Уходят! – водитель передернул затвор.
Мчалась прочь переполненная бричка, истово нахлестывали лошадей. Другой экипаж уносился в сторону пустой, припадала на ногу перепуганная раненая лошадь…
— Один за камыш сховался! – крикнул Стеценко, бахая в сторону болотца.
Серега выпустил по камышу остаток магазина, пули косили стебли, кто-то отчетливо вскрикнул за зарослями.
— Всё, уходим! – сказал Серега.
— А там, с другой стороны? – прошептал Олег, все сжимая свой бесполезный пистолетик.
— Готовы, суки. Пошли.
— Валдис-то… – указал Стеценко.
Убит был комсомолец Валдис – пуля прямо в середину груди вошла. Вскочил, чтобы гранату подальше метнуть, и вот…
— Заберем, в лесу похороним, – пробормотал Серега.
— Не дотащим, – покачал головой Стеценко.
— Довезем. Ты как с лошадьми ладишь? Я не очень, – признался москвич.
Повозка так и ждала, лошадь протащила убитого «коновода» с полсотни метров и непонимающе встала.
— А ты, Серый, снайпер, – сказал Стеценко, ведя коня под уздцы.
— Повезло. У здешнего айзсаргского кулачья никакого боевого опыта, прут толпой, как на подсвинка перепуганного, – буркнул Серега.
— Они здесь не айзсарги, вроде как активисты-лафы[1] или вроде того, – сказал Олег.
— Без разницы, то же говно, – отрезал Серега.
На душе было пакостно. И хорошего человека потеряли, и бой был так себе, пусть и успешный. Не немцы, а сволочь мелкая, пусть и откормленная. Пустой автомат
