я хочу доказать себе и остальным, что всё ещё могу послужить делу Рейха. Я вы, вместе, покажем Приходу, что его время прошло, и что свет истин Канцлера сильнее, чем они думают, и что он вскоре покончит с ними раз и навсегда. Я здесь, чтобы собственноручно, во славу Бога и будущих поколений положить начало концу Теократии и всего разброда, что здесь твориться.
«Может, ищет искупления» - такие мысли посетили Яго, который в отличие от брата не питает особого впечатления от слов человека перед ним. Да, Яго видит перед собой отработанного полководца, который растеряв всех воинов, ищет искупления, причём в смерти. Это высший пик отчаяния, выродившееся в мнимое благородство – так думает Яго. Он чувствует, что Конвунгар, некогда великий «Крестоносец», отличавшийся тактическим гением и поразительным стратегическим планированием, попросту упал духом, став рыскать в поисках искупления. Ещё вчера этот человек в самых роскошных храмах славил веру и проклинал в призывах к покорённым народам их идеи национальной свободы и вчерашнего сепаратизма, взывая к единству с Рейхом и хулению либерального прошлого, которое и привело мир к кризису. А сегодня, облачившись в плащ из личной скорби, он сам идёт в тень войны, которая ещё не развязана, чтобы оттуда громогласно заявить о своей расплате.
«Эгоизм чести, подаваемый в благородстве смертельного откупа» - поставил вердикт Яго, всё же отметив полезность прибытия Конвунгара. – «Но именно этим он и будет полезен».
- Так, что у нас с планом? – просипел Юлий, развеяв всеобщую тишь и ступор.
- Я проникаю во дворец. Там, скорее всего, будет общая «программа» - нас проведут, покажут красоты и направят к Кумиру. Может быть, понадобится маленький саботаж.
- Можем тут помочь, - вторгся в разговор Яго. – У нас есть возможность… перенаправить поток содержимого канализации… мы сможем утопить его в…
- Не нужно, - поднял ладонь Конвунгар. – Я понял.
- Когда во дворце поднимется тревога, и нас попытаются вывести я смогу устроить диверсию уже внутри и ускользнуть с помощью плаща в Приорат, а оттуда я отсниму карту и «обнаружусь». Но до этого я попытаюсь определить эмиссара корпорации и его положение.
Конвунгар нахмурился. Этот план для него кажется слишком наивным, простым и на каждом шагу их могут раскрыть. Даже та «диверсия» может быть решена по-иному – парня расстреляют, возьмут под стражу, как возможного преступника и всё, finitela commedia[2].
- А как вы найдёте Приорат по Связям?
- Карлос говорил, что он расположен где-то в… «третьем секторе», но её копии в кабинете каждого Приора. Окажусь на месте, разберусь.
- Карлос… это человек, который сдаёт вам жильё?
- Да.
- Раз больше добавлений нет, предлагаю приступить к началу операции. Данте, - Конвунгар протянул парню небольшую пуговицу, точнее предмет похожий на элемент одежды. – Держи, будешь держать с нами связь. Как только окажешься внутри их дворца, мы увидим, камеры поставлены на тебе так, чтобы получить полную картинку на все триста шестьдесят градусов.
Мельком Данте пощупал воротник, на который ему закрепили прозрачные пластинки, и коснулся такие же устройства у кармана на груди. Полный контроль над происходящем вокруг коммандера.
- Ступай, брат, и не бойся ничего, не поддайся тому, чему тебе там наобещают, - напутствует Яго. – Да прибудет с тобой Бог.
- Идите, коммандер, - тихо и слабо кивая, приказывает Конвунгар. – Идите.
Лёгкий кивок ознаменовал волю «Крестоносца», которой Данте повинуется и выходит из дома, отправившись на встречу правительству «небесному». Он покинул совещание и остался один на один с задачей, теперь всё зависит только от него. Не достоверной информации, не планов дворца – у него ничего нет, кроме его умений, притворства и только что наспех сделанного плана. Лёгкая дрожь берёт конечности и сердце парня, волнение и содрогание от неизведанности и возможности провала неприятным чувством лезет под кожу. «Так, Данте, соберись, всё будет в порядке. У них от наркоты мозг съеден, они не заметят ничего» - успокаивает себя Данте.
Коммандер пытается отвлечься, но только сейчас он ловит себя на мысли, что только когда Сериль рядом, ему удаётся успокоиться в этом страшном месте, и так было всегда – перед ареной и вчера тоже. Девушка с чёрными, как воронье крыло, волосами и светлыми голубыми очами, яркими как звёзды, позволяет чувствовать себя умиротворённее. Там, на руинах Италии, дома и в Риме, против Лиги Севера и на Корсике, да и в Провансе он сражался на передовой, в окружении боевых братьев, он знал, кто противник и против кого выставлять оружие, а здесь, в неизвестном мире, только общими чертами, напоминающими его дом, он ощущает себя неуклюже и чуждо.
«На передовой всё намного проще… стреляешь туда, куда смотрит ствол твоего автомата, ты знаешь, что люди в другой форме и под иными знамёнами – враги, которых нужно уничтожить, а всё остальное неважно. Не важны цели командования, ибо знаешь, что стреляешь и убиваешь, во имя идей всеобщего блага и единения. На фронте легче, враг ясен, задачи чётки и механизм их исполнения предписан до мелочей. А здесь? Кто враг? Кумир или Приход? Или же те, кто всем заправляют, вроде «правления-с-небес», а остальные лишь тянутся за ними. А может они вместе ничем не лучше тех «небожителей»? Или сами люди, тот «несчастный» народ отдаётся с радостью в цепи хозяев, будоража души в религиозном экстазе? А цели? Они хоть и известны, но их исполнение висит на волоске, неизвестность и недостача информации только создают вуаль мрака и отчуждённости от артефакта, карты, схем оружия и эмиссара. Мы оказались далеко за пределами излюбленной передовой, играя роль глашатаев грядущей кровавой бури. Всё странно и необычно. А почему всё же я и брат?» - пустился в размышления лейтенант-коммандер.
Данте, мысля, даже не может понять, зачем сам Канцлер его выбрал в роли агента, но это не те мысли, которыми можно себя взбодрить, успокоить, ступая средь утопающего в нищете и отходах Граде. Нос коммандера чует отвратительные запахи разлагающихся тел, которыми сейчас город усеян до краёв, ведь вчера был жестокий праздник. Парень вспомнил, что о нём ему рассказывала Сериль, и это был весьма необычный и местами отторгающий рассказ, от которого Валерона накрыла волна непонимания и гнева… под всеобщие крики и вопли, доносящиеся с улицы.
Новая жатва - это праздник, установленный по рекомендации той власти, что зовёт себя «правлением духов», который отмечается в честь «исхода» народа Теократии из рабства «ересей»,
