У меня купоны Терминала.
— Тогда тебе в обменник. Вон, видишь, в том здании, наискосок? На первом этаже, там сразу от входа видно.
— А сам не разменяешь? Можно с небольшим дисконтом, я не обижусь.
— Не, извини парень, у нас с этим строго. Плата только в сотках, размен только через обменник. Если узнают, то выкинут нафиг и оштрафуют так, что мало не покажется. Не, я бы рад, но никак. Но если потом, когда разменяешь, накинешь чуток за дополнительный контроль сохранности груза, не обижусь.
— А что, воруют?
— На стоянке-то? Не, мы следим. Но всегда может случиться форсмажор, понимаешь?
— Чего ж не понять. Ладно, пойду в обменник.
За окошком обменника сидит строгая некрасивая женщина средних лет, рядом маются от безделья два охранника в трениках, пиджаках и кепках. Сидят на стульях, вытянув грязные ноги в резиновых шлёпках, вяло режутся в карты; у стенки прислонены дробовики. Если бы я захотел ограбить здешнюю кассу, они бы даже понять ничего не успели.
Разумеется, Сашка и тут произвела фурор. Охранники бросили карты и выпучили глаза, тётка аж чуть в окошке своей будки не застряла.
— Божечки, какая прелесть! — засюсюкала она. — Дорогая небось?
— Да уж не дешёвая, — строго ответил я. — Мне бы деньги разменять.
— Ах, да, конечно. У вас какая валюта? — тётка, вздохнув, села на место, но всё равно косится на рободевочку, аж шею сворачивает.
Права Алина, если нас и запомнят, то как «ну, те, с роботом».
— Купоны Терминала.
— Курс над окном, слева, видите? Официальный.
— А есть неофициальный?
— Не у нас, — ответила женщина, — покосившись на навостривших уши охранников.
— Понятно, — ответил я. — Ничего, я по официальному поменяю. Люблю, знаете ли, всё официальное…
Женщина на это почему-то обиделась и поджала тонкие ярко накрашенные губы в куриную гузку, но отсчитала положенное.
Официальный курс — пять купонов к сотке. Выглядит слишком круглым для установленного рыночным путём. Думаю, неофициальный отличается от него довольно сильно, так что я решил поменять немного — заплатить за стоянку и на карманные расходы.
«Сотки» оказались небольшого размера купюрами из тонкого гибкого пластика. На них с неплохим качеством пропечатана надпись «Обеспечено Союзом Организованной Торговли», много затейливых виньеток и изображение маяка на фоне города, явно сделанное с натуры. У нас бы такие немедля прозвали «хуйками», уж больно у маяка вид задорный. Номиналы купюр: три, пять, десять, двадцать пять и сто. Может, есть и другие, но мне их не досталось.
Когда засунул их в карман и пошёл к выходу, охранники отлепились от стульев и направились за нами.
— Эй, постой, как там тебя…
— Лёха.
— Стой, Лёха.
— Чего надо?
— У тебя ещё валюта есть?
— А ваше какое дело?
— Ты не борзей, ты отвечай, раз спросили!
— А то что будет? — приветливо улыбнулся я.
— Ты, Лёха, не понимаешь. Валюта запрещена. Надо менять на сотки сразу.
— Я и поменял.
— А вот нам кажется, что ты не всё поменял.
— Всё.
— А если я проверю?
— То я прострелю тебе тупую башку, мудила, — я упёр ствол пистолет ему в лоб так быстро, что он даже дёрнуться не успел. Они даже дробовики не взяли, так у стены и стоят. Тоже мне, гоп-стоп, позорники.
— Ты не понимаешь, Лёха! — ребята сразу побледнели и подняли руки. — Мы бы по нормальному курсу взяли! Тебе же добра желаем!
— И какой нормальный?
— Пя… три «хренделя» за купон!
— А если не пиздеть? — я толкнул его стволом в лоб так, что он отступил, запнулся и упал бы, если б его не подхватил товарищ.
— Восемь! По восемь возьмём! Реально, Лёх, тебе никто тут лучше цены не даст!
— Не интересует. Счастливо оставаться.
— Ну и дурак, — сказали мне вслед. — Всё равно отожмёт кто-нибудь. И бабки, и робота твоего. Пожалеешь ещё.
Но я уже вышел на улицу.
— Ничего себе тут разбежка курсов, — сказал я Донке-Дуньке. — Как он их там назвал? «Хрендели»? Похоже, что чёрный рынок не сильно верит в их покупательную способность.
— Дай поглядеть-то! — попросила она.
Я выдал ей «десятку хренделей», она покрутила в руках, пощупала, посмотрела на свет, даже зачем-то понюхала.
— Да, с такой картинкой удивительно что хуже не прозвали, — вернула купюру мне обратно.
Сашка внезапно протянула требовательным жестом манипулятор.
— Тебе? — удивился я. — Нафига тебе деньги? Ну, на, если хочешь.
Рободевочка аккуратно взяла десятку пластиковыми пальцами подняла перед собой и неторопливо пошла, огибая площадь. Остановилась, показала пальцем. Мы с Донкой подошли встали рядом.
— А, она ракурс искала, — сообразила глойти. — Смотри, действительно с этой точки рисовали.
Я сравнил картинку на купюре с видом площади — совпало. Только на рисунке из центра купола как будто бы луч в небо. Ну, или струйка. Не знаю, что хотел изобразить художник.
— Спасибо, Саш, примем к сведению, — похвалил я роборебёнка, хотя понятия не имею, что нам даёт эта информация.
Слышал, что детей надо хвалить за любую фигню. Это их позитивно мотивирует. Не уверен, что правило распространяется на маленьких роботов, но мне несложно.
Заплатили за стоянку и пошли изучать местность. Рынок в самом разгаре, народу много, товара тоже, но не впечатляет. Больше всего похож на импровизированные развалы в бывшей Восточной Европе, которая, став полем многолетней войны, обнищала и обезлюдела до последнего предела. Вот там я видел такую торговлю — с земли, на тряпках, абы чем — мародёркой, гуманитаркой, книгами, посудой, мелкой бытовухой, ношеной одеждой, палёным алкоголем и так далее. Чуть копни — у каждого второго под тряпками патроны, наркота, а если подмигнуть — то отзовут в сторонку, и там будет ствол к тем патронам или адрес девочек, которые на всё готовы за дозняк.
— До… Дунь, я чего-то не понимаю. Крышуя вот это убожество, они задирают ножку на Терминал? Не тот масштаб.
— Не, Лёх, это местные выживают как могут. Нам дальше, на тот край площади. Серьёзная торговля там.
Серьёзная торговля выглядит совершенно иначе. Продавцы либо стоят возле грузовиков, откинув для лучшего обзора борта и тенты,
