— Я знаю. Дай мне свет.
Зашипев, Столяров стянул с правой руки перчатку. Его мизинец был срезан под корень, из обрубка безымянного пальца торчал обломок кости. Олег сделал пару глубоких вдохов ртом, чтобы не стошнило. Как выяснилось, левой рукой Михаил так же ловко делал уколы, как и правой. Затем он достал из аптечки пульверизатор, которым накануне обрабатывал след от крысиного укуса на бедре Гарина, и опрыскал им собственные раны. После третьего опрыскивания прозрачная пленка застыла, и кровотечение прекратилось.
Столяров посмотрел на свою ладонь и осторожно подвигал уцелевшими пальцами.
— Терминатор, м-мать! Просто Терминатор! — Очень больно? — спросил Олег.
— Нет, — жестко ответил Михаил. — По сравнению с тем, что почувствует автор этого плаката, когда я до него доберусь, мне не больно. Мне, можно сказать, приятно. В конце концов, средний палец уцелел, а это главное.
— Средний палец? — опешил Гарин. — Это чтобы стрелять из автомата?
— Дурак! Стрелять из автомата я и зубами могу, веришь? А ты попробуй без среднего пальца подтереть задницу.
— Ты еще шутишь! — поразился Олег и все-таки решился задать вопрос, который не давал ему покоя. — А ты помнишь, как Жига вчера…
— Заткнись! — оборвал его Столяров. — Как друга прошу, заткнись. Я не верю в цыганские проклятия. Я сам виноват: поперся, куда не следовало, и проигнорировал сигнал детектора. Больше такого не повторится. Вопрос закрыт. — Он направился к выходу из комнаты. — Идем. Если люк не заварили, он в соседнем помещении.
Люк не заварили. Уже на нижних ступеньках лестницы Гарин почувствовал присутствие постороннего.
— Здесь кто-то есть, — сказал он. — На этом уровне. Раньше я его не слышал, должно быть, потолки тоннеля не пропускали сигнал.
— Где он? — завертел головой Михаил.
— Там. — Олег махнул рукой вдоль стен, облицованных бежевой плиткой, которые, постепенно сужаясь, уходили под самое дно пруда.
— Один сигнал или несколько?
— Пока один. Правда, это еще ни о чем не говорит.
— Как это? — не понял Столяров.
— Я и раньше не мог засечь «монолитовцев», которых контролировал Пси-Мастер, — напомнил Олег. — Они просто исчезали из моего пси-поля, как перегоревшие лампочки.
— Спасибо, успокоил. Может, это сам Пси-Мастер?
Гарин погладил «венец» так, как обычные люди чешут лоб.
— Не думаю. Вряд ли… — сказал он. — Но это кто-то знакомый.
— Ты узнал человека?
— Пока только свечение. Оно у каждого свое. У тебя, например… — Олег запнулся. — Нет, если сам не видел, то и не поймешь.
— Ясно. Тогда держись за мной. И сообщай обо всем, что почувствуешь.
Они дошли до конца тоннеля, свернули направо и оказались в глубокой нише. Тяжелая металлическая дверь со штурвалом была приоткрыта.
— Нас как будто ждут, — пробормотал Столяров.
— Да, ждут, — подтвердил Гарин. — Я не улавливаю никаких негативных эмоций. Только уверенность и чуть-чуть приятного волнения.
— Ты узнал, кто это?
— Не получается, — пожаловался Олег. — Он закрыт от меня, и я даже не пойму чем.
— Не нравится мне все это, — вздохнул Михаил и потянул дверь на себя.
Они оказались в большом круглом зале со сводчатыми стенами, пол которого располагался на два метра ниже уровня коридора. Когда Олег в прошлый раз был здесь, в центре зала в два ряда стояли столы с мониторами, за которыми сидели сотрудники так называемой Лаборатории Автономных Систем. Это были доведенные до животного состояния люди, которых Пси-Мастер превратил в слоты для передачи данных. Пока Гарин уничтожал базу «Монолита», хозяин лаборатории с помощью живых передатчиков записывал информацию на «венцы». Наверняка среди этих данных было все, что касалось разработки самих «венцов», а также безумного проекта Пси-Мастера по «глобальной гармонизации сознания» и один дьявол знает что еще. В любом случае те «венцы» вместе с записанной на них информацией рассыпались в пыль в гравитационной аномалии. Столы с мониторами тоже куда-то исчезли. Теперь единственным предметом мебели в огромном хорошо освещенном зале было кресло. Даже не инвалидное, а обычное, офисное, на колесиках.
Когда кресло медленно развернулось в их сторону, Олег увидел человека в черном кожаном плаще, на лицо которого падала тень от капюшона.
— Ну, вот вы и здесь, дорогие мои.
Голос, которым была произнесена фраза, заставил Гарина поморщиться. Он был не просто хриплым, он был таким натужным, как будто каждое слово давалось говорящему с огромным трудом. И навряд ли причиной этого были обычная простуда или ларингит.
— Руки в потолок! Живо! — рявкнул Столяров.
Руки человека в плаще были сложены на груди в подобии молитвенного жеста. После окрика Михаила он даже не пошевелился.
— Почему ты такой злой, подполковник? Ты ведь уже подполковник, я прав? Неужели тебе не понравилась моя шутка с плакатом? Столяров зарычал.
— Считаю до трех и стреляю. Раз!
Он коснулся Олега локтем и процедил сквозь зубы:
— Заставь его!
— Я не могу, — прошептал Гарин.
— Его кто-то контролирует?
— Нет, я бы почувствовал. Контроля нет, но он очень сильно за мотивирован. Это как программа. Записанная программа.
— Два! — рявкнул Михаил.
— Выстрелить в безоружного, — донеслось из-под капюшона, — можно сказать, в переговорщика, это так похоже на тебя, Столяров. Ты ведь уже делал это? Там, в комнате с плакатом.
— Три!
Пуля пробила голенище сапога человека в плаще. Он так и не разжал рук, но в момент попадания сильно дернул головой, отчего с нее слетел капюшон.
— Коршун! — выдохнул Олег.
— На нем «венец»! — воскликнул Столяров.
— Что такое? — Бледное лицо Коршуна с глубокими провалами глаз напоминало посмертную маску, однако он нашел в себе силы для улыбки: — Друзья мои, вы выглядите так, будто ожидали увидеть одного покойника, а встретили другого. — Он даже рассмеялся, но смех его быстро перешел в раздирающий легкие кашель.
— Что у тебя в руках? — крикнул Михаил.
— Это все, о чем ты хочешь спросить меня после долгой разлуки?
— Отвечай!
— В какой руке? — Коршун снова улыбнулся. — Это ведь, кажется, твоя любимая игра? Так мне разжать ладони? Или тебе уже не интересно?
— Сиди как сидишь! Если дернешься, я выстрелю.
— Ты можешь выстрелить, — кивнул Коршун. — Ты можешь проделать во мне еще несколько дырок в дополнение к тем, что сделал раньше. Ты можешь прострелить мне руки и ноги, отстрелить мочки ушей и даже укоротить мой замечательный нос, но ты не можешь одного. Уйти отсюда, не выслушав меня. Потому что иначе все теряет смысл. Твоя миссия будет провалена. Ты вернешься на Большую землю, потому что здесь ты не найдешь больше никаких зацепок. И ты будешь, как прежде, ходить на работу, жрать водку и по воскресеньям водить сына на аттракционы или в кино. А через месяц упадет еще один самолет. И ты будешь гадать, сколько в этом твоей вины. Потому что ты совестливый сукин сын. Что бы ни думали о тебе окружающие. Поэтому ты выслушаешь меня сейчас. И сделаешь то, что я прикажу. Для начала скажи: «Да, дядя Коршун, я все понял».
