— Господин цунами-коммандер, — начал вахтенный офицер. — За время моего дежурства…
Командир дивизиона слушал его доклад, зная, что всего через несколько минут ему придется отдать, быть может, самый ужасный в своей жизни приказ: спустить брейд-вымпел[1].
Как бы он хотел, чтобы сейчас какой-нибудь снайпер-повстанец, польстившись на расшитый золотом оранжевый мундир, всадил ему пулю в голову. Тогда-то ему точно не придется отдавать роковой приказ. Развевающееся по ветру широкое полотнище с длинной косицей, обозначающей ранг командира дивизиона, было не просто знакомо священной власти представителя рода Сокире-рэ над территорией и подданными его императорского величества. В этом гордом символе была заключена вся его жизнь. Годы лишений и ревностной службы. Годы надежд. Сокире-рэ чувствовал, как, нежданные и непрошеные, на глаза наворачиваются слезы.
«Это уж совсем некстати, — подумал он. — Что бы ни случилось, нельзя потерять лицо». Необходимо с почтительностью и скрупулезной дотошностью сдать дивизион новому командиру, склонив голову, признать, что великий циклон-адмирал Лао-то Нис ошибся в своем выборе и максимум, на что он мог рассчитывать в этом походе, — должность командира полудивизиона. Как, впрочем, и положено по званию цунами-коммандера. Так что зря командующий флотом отличил своего любимца. «Позор, какой позор, — крутилось в его голове. — Теперь не то, что циклон-адмиралом, и шторм-адмиралом не стать. Да что там шторм-адмиралом — свое бы звание сохранить, а то ведь решит трибунал, что он виновен в непочтении к его императорскому величеству и халатности, приведшей к неоправданным жертвам и поставившей ход операции под угрозу, — и все, поминай как звали. Хорошо, если дадут застрелиться, а не приговорят к уколу „шприцем судьбы“ с предварительным публичным сбриванием бакенбард».
Сокире-рэ моргнул, закрывая глаза и пытаясь взять себя в руки.
— …За время вашего отсутствия штаб флота распространил циркуляр, сообщающий о том, что сам лично благословенный и светозарный Ниясу, узнав о захвате плацдарма на берегу Метрополии, благодарит свой доблестный флот. Что солдаты и матросы будут награждены недельным жалованьем, для офицеров будет отчеканена памятная медаль, для младших и старших чинов передового отряда… — вахтенный офицер сделал паузу, чтобы командир прочувствовал новость, — присвоение очередного воинского звания, вне списков старшинства. Позвольте поздравить вас, господин шторм-адмирал!
Сокире-рэ стоял, точно оглушенный, не зная, что и сказать. Запрашивать флагман? Нет, как-то глупо, по-детски. «Господин циклон-адмирал, может быть, вы меня простили?» Нелепая ситуация. Императорский приказ священен, даже сам Лао-то Нис не волен его сократить или расширить хоть на одну букву.
— Когда пришел циркуляр? — с трудом, все еще не веря в удачу, прохрипел Сокире-рэ.
Вахтенный офицер поглядел на хронометр и на запись в журнале.
— Двенадцать минут назад. Вы как раз возвращались от его высокопревосходительства.
«Невероятное совпадение! — подумал новоиспеченный шторм-адмирал. — Что ж, если циклон-адмирал подтвердит свой приказ сдать дивизион, я выполню его, как велит мне долг, но пока новый командир не назначен, я продолжаю исполнять обязанности на своем боевом посту».
— Продолжайте нести вахту, — скомандовал он.
— Слушаюсь. Прикажете подать обед в вашу каюту?
— Нет, в корабельный госпиталь. Поздравлю мальчишку бриз-лейтенантом. — Он поглядел, как полощется на ветру брейд-вымпел с личной эмблемой рода Сокире-рэ. — И позаботьтесь о торжественном ужине.
Глаза вахтенного офицера удивленно округлились.
— Как, ваше превосходительство не приглашены на званый ужин командующего флотом?
— Я под домашним арестом, — вздохнул командир дивизиона. — Вплоть до выяснения.
— Не может быть!
— Не только может, а так и есть.
* * *
Грузовики, следовавшие за бронеходом, остановились у ворот пансионата. Высокий, почти в три человеческих роста, бетонный забор надежно ограждал лечебницу от внешнего мира. Здесь еще со времен последних императоров содержались и лечились доблестные воины, помутившиеся рассудком при выполнении своего долга Количество несчастных, попавших сюда, было государственной тайной, как, впрочем., и многое, касавшееся работы спецобъекта. Выскочивший из первой машины пехотный капитан заорал:
— Бегом, в две шеренги!
Из грузовиков, как горошины из стручков, высыпали солдаты.
— Рота, слушай мою команду! — прикрикнул офицер. — Первая шеренга — направо, вторая налево. Оцепить территорию. Дистанция между постами — прямая видимость друг от друга. В случае чьей-либо попытки пересечь охраняемый периметр, задерживать. При неповиновении — стрелять в ноги. Брать живьем. Команды подаются голосом, дублируются по цепи. Вопросы есть?
— Никак нет!
— Вперед, бегом марш!
Пока еще звучали первые слова команды, из десантного отделения бронехода выскочили шесть дюжих гвардейцев и стремглав бросились к контрольно-пропускному пункту. Спустя минуту один из них выглянул и, хищно ухмыляясь, сообщил:
— Охрана согласна хранить молчание.
С командирского сиденья бронехода послышался холодный, лишенный интонации голос:
— Открывайте ворота. Капитан, четырех бойцов посмышленнее на КПП. — Офицер вытянулся, как обычно вытягиваются перед очень высокопоставленными людьми. — С территории никого не выпускать.
Через пару минут, проехав запущенным тенистым садом, бронеход остановился у главного корпуса пансионата. Из кабины вылез немолодой человек в штатском, за ним — верзилы-гвардейцы с автоматами наизготовку. В холле было пусто, лишь двое охранников в будке у входа да какой-то лысый толстяк в синем халате техника, налаживающий автомат с питьевой водой.
Оставив одного из гвардейцев вместо стражи, человек в штатском направился к лестнице.
— Простите, вы кого-то ищете? — протирая очки клетчатым платком, поинтересовался техник.
Человек в штатском внимательно поглядел на вопрошавшего. Средних лет, но борода его немного старит, глаза подслеповато щурятся, хотя в помещении не очень светло.
— Где кабинет главврача?
— Второй этаж налево, третья дверь. Увидите, там на двери табличка.
— Увидим, — пробормотал человек в штатском, устремляясь вверх по лестнице. Бородатый техник не обманул. На обитой кожей двери красовалась табличка с рельефными буквами «Профессор Ильда Лли. Главный врач».
Человек в штатском приоткрыл дверь. Сидевшая за столом доктор подняла глаза и строго прищурилась, глядя на посетителя.