всегда тянуло к возвышенному, хотелось всю душу без остатка отдать на постижение вечного. Хотя представляла себя и женой, и матушкой. Но… выбрала иное.
— Да уж, драматичности не получилось, — протянул Лёха, почёсывая затылок. — Тогда другой вопрос. Когда мы только освободили тебя в церкви, и перед последним боем состоялся разговор, — ты ещё кинжал выхватила и грозилась себя убить — то помню, как ты странно на меня смотрела. Что-то вроде как сделать хотела. У тебя был другой план, от которого ты отказалась?..
Ирина направила взор к полю, словно что-то настолько захватило внимание, что вопрос не был услышан. А ещё так Лёха не видел лица девушки.
— Эй! — парень рванул вперёд, и теперь пятился, глядя прямо на Ирину.
Тогда он заметил, что монахиня не просто отворачивается, а вся зарделась как закатное солнце.
— Я жду ответа, — напомнил заинтригованный Лёха.
— А ну уйди с дороги! — прикрикнула разозлившаяся Ирина, словно прогоняла навязчивого пса.
— Ладно-ладно, не буду давить, — юноша вновь поравнялся с девушкой.
Правда, с ответом она не торопилась.
— Ну, в общем… я… ох… — смущённо начала Ирина спустя несколько долгожданных минут. — Кощей же как хотел сперва… Чистую жертву. Я и помыслила, что… ну, ежели жертва запятнает свою чистоту, осквернится, то уж не буде иметь для Кощея прежней ценности… Уф, мыслила я совершить нечто противное обету…
— Оскверниться? Как? — наседал Лёха несмотря на обещание не давить.
— Поцеловать тебя собиралась, дурень! — рявкнула Ирина, в один миг обратившись из спокойной стеснённой девушки в бешеную фурию.
— Воу! — Лёхе пришлось отпрыгнуть, чтобы не попасть под горячую руку — девушка яростно замахала кулаками. — Понял-понял, тихо!
Ирина быстро совладала с собой и опять отвернулась к полю. Только её частое дыхание напоминало о срыве.
— Даже немножко обидно что ли, — пробурчал Лёха. — Вместо этого выхватила нож, и к горлу подставила. Неужели я настолько омерзителен, что самоубийство выглядело предпочтительнее?
В затянувшейся тишине Лёхе подумалось, что тема исчерпана.
— Н-нет, — Ирина тихо нарушила молчание. — Мне казалось, что убить себя проще чем… Я ж ведь… никогда… не… целовалась…
Наконец дошли до деревни.
— Помнится, в монастыре ты однажды просил рассказать тебе катехизис, учение в вере преподать, — монахиня вернула голосу всегдашнюю отстранённо-блаженную манеру. — Ежели ты такой невежда и Фома неверующий, то поговорим о сем в монастыре.
— Ого! — обрадовался юноша. — Интересно, можно ли это считать за свидание?
— Чего?
— Да нет, ничего, глянь, мы уже на месте.
Они подошли к повозке, на которой восседали Олег и Евдокия. До монастыря осталось полдня поездки.
