А потом все кончилось.
– Есть, – послышался сухой хрип.
Если бы Ким чувствовал, где у него руки, а где что, он бы похлопал Риману. Каким-то запредельным образом в этой свистопляске боец, как видно, сумел отключить автоматику – вместе со всеми системами. Теперь они, с опущенными шторками, которые Ким так хорошо смазал, стояли в полнейшей темноте. Но стояли.
Сбоку послышался стон и шебуршание, потом снова стало тихо.
– Личный состав, перекличка, – поразительно, каким собранным и уверенным был голос Каверина. Словно только что не происходило ровным счетом ничего особенного. От этого Киму сразу стало как-то спокойнее.
Бойцы по очереди называли свои фамилии, и первое «Арипов» прозвучало вполне бодро.
– Пассажиры, все целы?
– Ох, не соврать бы… – спустя секунду откликнулся Влас. – Приятель, привстань с ног моих, а?
Перегнувшись назад, Ким позвал:
– Кира, Рут, вы в порядке?
– О, в полнейшем! – немедленно отозвалась Рут. – А яйца-то в каком порядке – просто загляденье!
– Детка, это вряд ли яйца: они, помнится мне, были печеные. Но вот что касается сбирня, то задумка Бакура презентовать его нам в стеклотаре сейчас не кажется мне такой уж удачной.
Ким улыбнулся в кромешной тьме.
– Ино, в норме? – раздался голос капитана. А потом еще раз, настойчивее: – Ино!
Индра молчал. Ким услышал, как рядом с ним щелкает замок ремня, потом Влас выбрался из кресла и через несколько мгновений отозвался:
– Он здесь, дышит, но без сознания. Ого, неслабо его приложило…
Кабину осветили лучи фонариков. Влас приводил Индру в чувство до тех пор, пока не услышал негромкое, но отчетливое «отвали».
– Риман, доложите, где мы.
Ким мельком подивился порядкам силовиков: кто тут мог, интересно, определить, где они?
– Оно ясно где, – раздался зловещий голос Ерика. – В самом центре. Вы послушайте.
Все затихли. У Кима отчаянно звенело в ушах, но, кроме этого, слушать было вроде бы нечего.
– Головы, головы свои послушайте!
И тут Ким понял, о чем толкует дикарь: звон в ушах не проходил, он нарастал и отзывался во всем теле.
– Уходим? – быстро спросил Риман.
– Поздно. И непонятно куда. Пересидим, – тон у Ерика был мрачный.
– Так, – Каверин поднялся и передал Власу фонарик, – Значит, остаемся здесь и ждем, пока закончится магнитная буря. Будет неприятно, но пережить можно. С места никому не двигаться, всем пристегнуть ремни. Еще раз для особо умных: из кресла – ни шагу, вам ясно?
Зачем теперь-то пристегиваться, если они не собираются бежать от Магнитки, подумал Ким, но приказ капитана выполнил. Влас пристегнул Индру, вернулся на место и, перед тем как воткнуть неизменные наушники, не очень понятно пошутил:
– Ну, что называется, приятного полета, приятель. Держись и поехали.
Звон стал громче. А потом… еще громче. Теперь уже Киму казалось, что он весь резонирует, словно металлический колокол, словно одна большая полая труба, по которой с гудением и свистом несутся с космической скоростью элементарные частицы, из которых состоит все на свете. Ведь любой человек – не больше чем набор элементарных частиц. Это так пугает…
Фонарик, который Влас подвесил к потолку, лил слабый свет на его лицо с закрытыми глазами, на бледную физиономию Индры. Индра выглядел необычно. Он вдруг открыл рот, словно собираясь что-то сказать, но тут же закрыл обратно. Так повторилось несколько раз.
Ким прекрасно его понимал: ему и самому хотелось заговорить. Ни о чем, просто так, чтобы услышать свой голос и чтобы ему ответили. Чтобы не было так страшно. Стоп, почему это ему страшно? Чего он боится? Они в безопасности, в транспорте. Им ничто не угрожает. Всего и проблем, что звон в ушах, низкая гудящая нота, разрывающая череп, сводящая с ума, наполняющая слабостью и ужасом.
Страх. Паника.
Да что за ерунда, откуда паника? В голове наплывают одна на другую размытые картины: Коллектор, мастерская, хохочущее лицо Тори Лексуса, пустые глаза синтетов, пустые глаза консула Эдо. Ким слышит их голоса, все вперемешку. Нет, он слышит их мысли! Он «читает» их безо всякого усилия.
– Надо уходить отсюда.
Надо, надо, мысль очень умная, но у него нет сил, он и шагу не сделает; руки ледяные, а пульс за двести. Сердце не выдержит, откажет.
– Спасайтесь! Мы все здесь погибнем!
Чей же это след, чья же это тонкая, прерывистая волна. Это говорит Сенна, или Мак, или Готам, или… Да нет же, это никто не говорит. Это думает кто-то… Кто-то здесь, в транспорте.
Ким идет по волне, как по ниточке в лабиринте, он скользит по ее изгибам, и его голову внезапно наполняет стон:
– Боже мой, боже мой, боже мой…
Он дергается, теряет волну – нет, не теряет, она прилипла к нему намертво, он все равно все слышит. А вот и вторая:
– Надо было уходить! Еще не поздно… может?..
Она сливается с первой, рисунки накладываются, резонируют, и амплитуда колебаний резко возрастает, заставляя нервные окончания Кима корчиться от боли.
– Здесь хуже, гораздо хуже, здесь совсем плохо…
– Боже мой, что я наделала…
– Прочь! Прочь! Прочь!..
Чужие волны присасываются к Киму, как паразиты, тянут из него силы, интерферируют, модулируют, усиливают друг друга. Миллионы нейронов в его гудящей, ревущей, сжатой со всех сторон голове перегорают каждую секунду. Страх. Паника. Бежать.
– Бежать! Выйти отсюда.
Как громко… Потому что это не волна, то есть это волна, но звуковая. Кто-то заговорил, и Киму трудно понять кто, хотя все сидят рядом. Все так близко, и все так много думают, так много и больно думают…
– Мамочка!.. – тонкое, жалобное. Это говорит Рут.
– Конец, это конец, – кто-то из бойцов, тоже вслух.
– Надо наружу. Мы здесь задохнемся, – и точно, после этих слов Власа Ким сразу чувствует, что ему не хватает воздуха.
Стены транспорта сжимают его в железном кулаке. Волны, волны со всех сторон, мысленные крики, мольбы о помощи, рыдания… Кто-нибудь, уберите, выключите это немедленно! Он больше не может, не хочет!!!
Ким совершенно отчетливо понял, что единственное, что сейчас может ему помочь, – это выбраться из транспорта. Но приказ Каверина все еще удерживал его. Это не он с неразборчивым выкриком отстегнул ремень, вскочил с места и кинулся к люку: это был Риман.
– НИ С МЕСТА!!! – Ким впервые с начала этого кошмара услышал голос командира, но тот едва донесся до него сквозь адскую какофонию в ушах.
Риман уже успел отвернуть все ручки на двери, бормоча: «Выйти, выйти…» – дверь распахнулась, снаружи брызнул красноватый свет, и пахнуло нагретым железом. Капитан вскочил, попытался перехватить бойца, но все движения его были какими-то плавносмазанными, как будто Каверин двигался в жидком масле. Риман отчаянно лягнулся и выскочил из транспорта. Командир кинулся следом.
