— Та определенного рода субстанция, которая, пусть и в переносном смысле, но переполняет этот мир.
— Верно излагаешь… И этот Клайв — довольно яркий представитель. Он просто противен, как противен любой мазохист, получающий удовольствие от того, что его хлещут кнутом, пинают и, прошу прощения за интимные подробности, имеют вибратором в задницу. Правильно я говорю, ты, рабское отродье?
Неразборчивое хныканье показало правоту моей подруги. Ну а меня накрыла волна омерзения, стоило представить сие существо в этом положении. А ведь есть занятное отличие между тем, когда говорят правду и когда врут. При лжи от человека словно какие-то флюиды идут, резкий «укол», и вновь естественное состояние. Нет, однозначно надо будет у Лио спросить.
— Спросишь. А я отвечу, не изволь сомневаться, оригинальный мужчина. Ну а с ним что делать будем?
— Пни его посильнее, большего он не заслуживает. Или нет… Сейчас мы из него скульптурную композицию устроим, этакий барельеф, антирекламу для этой дыры.
Попытка поиздеваться над убогим? Помилуйте, уважаемые, мне оно как-то и не к лицу… Дело совсем в другом — в том, что только оставляя за собой видимый и шокирующий это затхло-сонно-безразличное общество след, реально хоть немного всколыхнуть окружающий мир. Мне по сути безразлично, как именно подействуют мои выходки на окружающих, главное, чтобы они подействовали. Любая реакция лучше того состояния, в котором они пребывают сейчас. Страх, ужас, ненависть? Да на здоровье, меня от этого совесть грызть не будет. Ведь даже страх и ужас могут вытолкнуть из чьих-то душ рабскую покорность и неестественный «гуманизм», столь усердно насаждаемый Республикой.
— Оставим послание всем извращенцам, а заодно и Охранному Корпусу, который тоже…
— Что «тоже»? Крест, эти двое нормальной ориентации.
— Зато их начальство те еще педерасты, пусть и в переносном смысле, раз готовит не профессионалов, а жалкую размазню, которая и на курок нажать толком не в состоянии. Да, а притащи-ка ты сюда еще и второго, которого я по шее ушиб… Сильно что-то, раз не шевелится.
— Да притворяется он, притворяется, — подмигнула мне Пламенеющая. — Лучше ты сам сходи да проверь, получишь еще одну порцию незабываемых впечатлений.
Ну если так, то никуда не денешься. Посмотрим, что это за забавное создание, прикидывающееся полудохлым.
А ведь так и есть. Живой, здоровый, но самым наглым образом прикидывается, что все еще находится в бессознательном состоянии. С какой целью, вот что любопытно. Одно дело, если он желает воткнуть нож в спину или выстрелить из разрядника. Совсем иное — простое желание отлежаться, прикинувшись шлангом. Честно говоря, мне гораздо более симпатичен первый вариант, который хоть как-то повысит мое мнение об определенной категории людей.
Люблю проводить эксперименты относительно человеческой психологии. Ну а нынче такой роскошный повод, да и условия практически идеальны. Подхожу к притворщику почти вплотную, нас разделяет лишь пара метров — ничтожное по всем меркам расстояние. Итак, что делать будем, неуважаемый вы мой? Кобура, где покоится разрядник, до сих пор закрыта, что наглядно свидетельствует о неготовности применить табельное полуоружие. М-да… Жалкое зрелище. Попробуем поставить вовсе в роскошные условия. Проще говоря, сделаю вид, что принимаю притворство за реальность И даже отвернусь. Ну почти отвернусь, незначительные детали он все равно сквозь почти закрытые глазыньки не узрит. Прелестная возможность как попробовать использовать разрядник, так и воспользоваться тем оружием, что всегда при человеке. Руки, ноги, голова… Убить можно и таким образом, причем не столь уж сие и затруднительно, особенно при должном умении и отточенных навыках.
Риск с моей стороны? Он минимален. Щелчок расстегиваемой кобуры я мгновенно услышу и среагирую соответствующим образом. Время на то, чтобы встать, тоже не доля секунды. Остается лишь возможность из положения лежа устроить подсечку, но на это людей тщательно натаскивать надо. Такая хохмочка начинает получаться только через пару неделек отработки движения. Отработки до полного автоматизма, на уровне инстинкта. Я благодаря многолетнему занятию единоборствами это умею, а вот он вряд ли.
Парадоксально, но так оно и есть. Обучение рукопашному бою вот уже пару десятков лет как убрали из программы обучения стражей порядка. Негуманно, видите ли, можно покалечить задерживаемого. А сие, как вы понимаете, не есть гуманно и толерантно. Да и не требуется сейчас это, если быть предельно искренним. Марио, Холбик, прочие Гончие и им подобные, да и моя вовсе не скромная личность — это исключения из правила, причем довольно редкие. Вот власть имущие и сочли, что ради исключений не стоит рисковать и сохранять у Охранного Корпуса хоть какие-то рудименты силы и умения убивать, жестко нейтрализовывать разыскиваемых. Нет, не глупость это, а точный расчет! Гадкий, склизкий, но совершенно умный и правильный с их колокольни.
Нет, никакой попытки броситься, выстрелить. Да уж… Вспоминается какой-то экзотический зверек, при малейшей опасности прикидывающийся трупом, чтобы его не сожрали. Звери ведь не едят дохлятину, брезгуют. Так и тянет последовать их примеру! Нельзя, ибо как же мне обойтись без еще одного элемента будущих декораций? Так что срываю с его пояса разрядник, выдаю поощрительный пинок под зад и сопровождаю поближе к двум остальным «деталям». И, конечно же, нож подобрать полезно будет. Не оставлять же такую хорошую вещь местным обглодкам?
— Вид у тебя, Крест, ну такой разочарованный, — усмехнулась Лио. — Странно. На мой взгляд, все было очень весело.
— Обхохочешься! Я уже с ностальгией вспоминаю о Гончих. Эти были хоть и неприятны, но опасны… Жестоки, но воинственны. С садистическим уклоном, зато личности, а не бараны из стада.
— Мир может измениться, и ты это очень хорошо знаешь.
— Знаю… Потому и готов делать то, что мне само по себе омерзительно и не свойственно. Работа палача не для меня. И почему она так и липнет?
Лио хотела было ответить, но я прервал ее:
— Не утруждайся, прекрасное и опасное создание, которая только и помогает держаться в этом безумии. Вопрос ведь сугубо риторический. И все же, как бы я хотел проклясть на веки вечные тех, кто довел нашу жизнь до такого убожества и гнусности.
— Дела лучше проклятий, а овеянные мистической силой, наши действия могут стать переломными. Так один камень, упавший с вершины, увлекает за собой остальные. Десять камней, сотня, а там уже образуется лавина, сметающая все с грубой, первозданной силой. Все сказки о конце мира — полная чушь, но и в них есть доля истины. Конец одновременно есть начало, а мир не идет по прямой, а вращается по спирали, и каждый новый виток и есть конец старого вместе с началом нового. Этот мир умирает, Крест. Он уже почти мертв и все происходящее даже не агония, а подергивания трупа, через который пропускают электроразряды. Нельзя войти дважды в одну и ту же заводь времени, но можно начать новый цикл. А рождение всегда идет через боль, кровь, грязь… Делай свое дело и не сомневайся в правильности пути. Стоит закрасться сомнениям, и половина силы и решимости исчезают. Делай свое дело, не стоит рассчитывать, будто его сделают другие. Ау, где вы, другие? Быть может, они только и ждут своего часа, а возможно, что и нет никого вокруг. Стоит ли рисковать, надеясь на кого-либо, кроме себя?