Любой факт нужно анализировать и не дай Бог, если ты положишь глаз на какую-либо из работающих рядом с тобой сотрудниц. Тем самым ты оскорбишь чувства других, не отмеченных твоим внимание женщин, и станешь их врагом, вызвав массу сплетен о себе и о своей избраннице, если даже у вас ничего не было.
Особняком стоят корпоративные вечера, где люди набираются до поросячьего визга в компании сослуживцев и проявляют себя в своем естестве. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.
Собственно говоря, вся наша жизнь это сплошной корпоратив. Всегда и везде. И от того, насколько удачен ваш выбор компании, будет зависеть качество вашей жизни.
Миша пришел часов девять вечера. На ужине его не было, чем-то был занят и сейчас выглядел достаточно озабоченным.
— Сотри маску заботы со своего лица, Миша, — приветствовал я его, придвигая столик на колесах ближе к диванчику напротив телевизора.
— Это не маска заботы, а маска раздумий, — ответил сосед, глядя в какую-то точку, явно не на экране телевизора, где вовсю веселились наши юмористы. — Вот у кого не жизнь, а сплошная хохотайка. Хотя, вряд ли. Иногда юмор бывает злой, а у хорошего человека любой юмор не злой.
— Сделай погромче, — попросил Миша, — а то никак не пойму, о чем они говорят, — сказал он, показывая пальцами на свои уши.
Чего уж тут непонятного, если нужно нам поговорить без участия чужих ушей.
— Ты знаешь, — начал мой товарищ, — я стал задумываться над твоими словами о том, что любая свобода лучше позолоченной несвободы и все равно прихожу к выводу, что любая пристань, пусть даже огороженная колючей проволокой намного лучше бревна на пустынном берегу, к которому ты привязываешь свою лодку. Здесь хоть есть какая-то определенность. Ты знаешь, когда и к какому возрасту ты чего-то достигнешь и как обеспечишь свою старость. А в свободном мире все непредсказуемо.
— Так-то оно так, — согласился я с ним, — но в свободном мире ты свободен в выборе своего пути…
— Свободен как птица в полете, — подхватил Миша, — а если получишь пинка под зад, то полетишь еще быстрее.
— Если не хочешь получать пинки, то заводи свое дело, предпринимай что-нибудь, — парировал я, — найди дело, бизнес, как говорят на Западе, и занимайся им так, как тебе заблагорассудится. Можешь стать преуспевающим бизнесменом, середнячком или так себе. Все в твоих руках и над тобой не будет никаких надсмотрщиков и мздоимцев.
— Заманчиво ты говоришь, — усмехнулся Миша, — да ведь нас столько раз обманывали, что народ наш уже и не верит никому и все законы, которые принимаются, нарушаются повсеместно, потому что все законы для власти, а власть на законы плюет. Девочка одна маленькая по радио говорила про интернет в школе: рыба, — говорит, — гниет с головы, поэтому наше руководство должно более внимательно контролировать процесс оснащения школ компьютерами. И это девчонка лет двенадцати. Ладно, перепутала место применения пословицы, но саму суть-то она выразила достаточно понятно. И что мы можем сделать без руководителей? Мы же с голоду подохнем.
— Не подохнем, Миша, — сказал я, — если государство будет работать для народа, то не подохнем. Не дадут подохнуть, но и на халяву жить не дадут. Помогут устроиться, делом заняться, а постоянная помощь людей развращает. Один с ложкой, а семеро с сошкой. И Запад от этого и погибнет. Кто у них там лучше всех живет: ВИЧ-инфицированный пидорас с семьей из десяти человек, которые вообще не желают ничего делать и даже не знают язык страны проживания.
— Так ведь и нашей стране не дадут жить спокойно, — Миша стукнул меня моим же козырем, — и нас заставят вводить такие же законы, как и у них и у нас появится такая же категория, которая не желает говорить по-русски. Вон, в республиках стараются сделать языки титульного меньшинства государственными и жить по законам шариата.
— Не обращай внимания на эти детские болезни национализма в условиях демократии. Все устаканится и придет в норму, — успокоил я соседа. — А ты не думал о том, что ты можешь оказать влияние на наше будущее?
— Кого-нибудь пришибить, чтобы не пакостил и скрыться от ответственности? — спросил мой собеседник. — Так ведь свято место пусто не бывает. Время требует лидера, и лидер этот придет. Уберем Гитлера — придет Гитлеряка, Гитлеренко или Гитлеридзе.
— Ты что-то имеешь против украинцев и грузин? — спросил я, удивленный производными от фамилии фюрера фашистов.
— Да нет, так, к слову пришлось, — улыбнулся Миша. — вспомнил Гитлера и тут же на память пришел Степан Бандера и немецкий орден царицы Тамары для награждения грузин. Будущее изменить нельзя. Не человек делает историю, а история делает человека. В сороковые годы Всемирная история была беременна большой войной, потому что предыдущая война не разрешила все противоречия, а оставила обиженными многие народы и страны, испытывающие лишения на фоне жирующих стран. Все нарывы лечатся хирургическим путем. Окажись Гитлер пацифистом, он закончил бы свои дни в концлагере, а дранг нах остен проводил бы другой фюрер. И вместо Сталина пришел бы другой руководитель, который бы оказался рядом. Вот он-то делал историю. История стала поворачивать русских к демократии, а Сталин железной рукой и кровавыми методами, как товарищ Троцкий, загнал всю Россию в счастливую страну законченного социализма. Кто его знает, может быть, другой лидер был бы более кровавым и жестоким. Не было бы войны с фашистами, точно такое количество советских граждан погибло бы в лагерях НКВД, а не полях сражений. Если записано, что потери СССР в сороковые годы должны равняться примерно тридцати миллионам, то так бы оно и было. Постреляли бы всех или закопали в шахтах и каналах.
— Да и его бы любили больше, чем товарища Сталина, — вздохнул я, — народ заслужил свое правительство и народ плакал, когда Сталин умер. С таким народом историю не сделаешь и вперед его не поведешь. На пулеметы повести можно, а вот в будущее нельзя, он это будущее либо разворует, либо изгадит.
Миша смотрел на меня и согласно кивал головой. И я говорил и сам не верил себе, хотя, объективно, я был прав. Еще в детские годы я слышал разговор двух инженеров с нашего завода химических удобрений о выезде директора предприятия на осмотр садоводческих хозяйств от завода.
Директор посмотрел на всю благодать, на аккуратные домики, построенные из добротных материалов, хотя в свободной продаже таких материалов не было, а были они только на заводе, плюнул, выматерился, сел в машину и спросил сам себя:
— Если всех пересадить за воровство, то кто на заводе работать будет?
