Люк кивнул, хотя работоспособность машины вызывала у него определенные сомнения.
— Тогда займешься перевозкой, — сказал Касло.
Когда тот ушел, Арвид фыркнул.
— Охрану он тебе не доверяет.
— Что?
— Чтобы не подпустить теранцев, — объяснила Джин, подходя к ним и присаживаясь на край возвышения рядом с ними. — Их Слухачи иногда каким-то образом узнают о прибытии груза и пытаются помешать, но по большей части достаточно следить, что происходит вокруг. Как правило, их интересует…
В зале потемнело, за исключением единственной лампы на главном возвышении, скромно расположившемся в бывшей громадных размеров нише для еды. Занавес в задней части помещения раздвинулся, и вошел Сети Ашгад.
«Не доверяй ему, — говорила Калдиста. — Не встречайся с ним, не соглашайся ни с одним из его требований».
Почему?
Впервые Люк увидел этого человека лицом к лицу, хотя на «Бореалисе» мельком видел Ашгада и его эскорт. Люка еще не было на свете, когда отец Ашгада был сослан сюда императором Палпатином, но в юности, интересуясь историей Альянса, он познакомился с добродушным обаянием пожилого политика и его двуличными обещаниями по голографическим записям. «Старику, вероятно, сейчас лет восемьдесят», — подумал Люк, глядя, как его сын поднимается на возвышение, обмениваясь шутливыми замечаниями с теми из присутствующих, кто знал его лучше всех.
Он не слышал, чтобы Кройг или кто-либо в «Голубом Блерде Счастья» вообще что-либо говорил о старике. Но он победил хатта (возможно, джедая), отняв у него власть и дом. Так что это должен был быть выдающийся человек. Может быть, он уже умер или просто уединился в доме в Грозовых горах?
— Нет, нет, этого мы допустить не можем, — говорил Ашгад в ответ на чье-то предложение прислать войска Республики, чтобы «разобраться» с теранцами. В его низком голосе звучал добродушный сарказм. — В конце концов, их здесь большинство. Это их планета.
— Но это и наша планета! — крикнул Герни Касло, вскакивая на ноги. — Мы гнем спины, пытаясь хоть что-то вырастить на этих бесплодных скалах. Это что, не считается?
— А должно? — Ашгад обвел толпу неожиданно холодным и гневным взглядом зеленых глаз. — Я думал — да. Я был достаточно оптимистичен, чтобы заверить вас в том, что смогу что-нибудь сделать. Похоже, я был неправ.
Наступила тишина, но Люк ощутил, как по толпе, подобно наземной грозе, прокатилась волна гнева.
— Как вы знаете, — сказал Ашгад, внезапно ставший центром внимания притихшего зала, — у меня были далеко идущие надежды. Используя свои связи, я сумел добиться встречи не с каким-нибудь бюрократом, не с каким-нибудь членом комитета, но с самой Леей Органой Соло. Впрочем, — язвительно добавил он, — я бы не сказал, что она горела желанием со мной встречаться, о чем с самого начала явственно дала мне понять.
Старшего Ашгада называли Искусителем. Слушая его сына, Люк понял, что тот оказался хорошим учеником отца. Ашгад пользовался своим голосом, словно артист-виртуоз — органом, играя всеми нюансами и оттенками тембра и громкости.
— Прошу простить меня, — продолжал Ашгад, — за мой неоправданный энтузиазм и мою глупость. Я прошу прощения у всех вас за то, что пробудил в вас надежды, которым не суждено было сбыться.
По его знаку другой человек — с этого расстояния Люк не мог сказать, был ли он синтдроидом или нет, хотя движения его были подозрительно плавными, — вышел из-за занавеса и поставил в нише голографический проигрыватель.
— Наверное, будет лучше, если ее превосходительство скажет вам все сама.
Свет в зале померк еще больше. Голограмма Леи, яркая и отчетливая, показалась почти реальной в полумраке, словно в лучах света, исходивших из невидимого источника. Масштаб был в натуральную величину, так что казалось, будто она на самом деле находится в зале, положив руки на колени, в тяжелом официальном платье. Позади сидели на корточках, словно тени, телохранители-ногри. Подбородок ее был приподнят, и слова звучали холодно и размеренно — такой ее речь Люку приходилось слышать лишь тогда, когда она была по-настоящему разгневана.
— Боюсь, ни о какой помощи со стороны Республики не может быть и речи, мастер Ашгад, — сказала она. — Республика не может позволить себе поддерживать меньшинство — любое меньшинство. Слишком многое во взаимной торговле зависит от сохранения существующего статус-кво, и слишком многие считают усилия рационалистов на вашей планете разрушительными, неприемлемыми и преступными.
По толпе прошел ропот. За спиной Люка Герни Касло пробормотал:
— Преступными… Я покажу тебе «преступные», милочка!
— Пытаться честно выжить — преступно? — послышался еще чей-то голос.
— Что разрушительного в том, что мне нужно лекарство для моего сына?..
— Я понимаю ваши проблемы, мастер Ашгад, — продолжало изображение Леи, — но Республика должна мыслить более широко. И, честно говоря, недовольство горстки поселенцев на планете, которая даже не является членом Республики, не стоит двух миллиардов кредиток, в которые это обойдется — не говоря уже об ущербе, который будет нанесен имиджу Республики, если мы вмешаемся в ваши раздоры.
Последние ее слова потонули в нарастающем реве. Кто-то крикнул:
— Клятая ведьма, да что она знает?
Люк вскочил на ноги, охваченный праведным гневом — не в отношении человека, оскорблявшего его сестру, но человека, который стоял на возвышении, едва видимый за мерцающей голограммой, с ханжеским сожалением склонив голову.
— Ложь! — крикнул Люк, но голос его смешался с выкриками других, и прежде чем он успел снова набрать в грудь воздуха, он сообразил, что попытка протеста лишь выдаст его подлинную личность и лишит возможности найти Каллисту. Голограмма была такой же фальшивкой, как и дешевые скульптуры в нишах с лицами членов семьи. Прежде всего, даже еще до того, как Лея отказалась от услуг телохранителей, она никогда не появлялась на публике вместе с ногри. Когда «Лея» поднялась с кресла, Люк еще раз убедился в своей правоте: кресло не имело ничего общего с теми, что стояли в конференц-зале «Бореалиса» или вообще где бы то ни было на флагманском корабле. Пурпурное платье, которое она надевала на десяток официальных церемоний за последние несколько лет, легко было скопировать. Люк никогда прежде не видел столь совершенной подделки, но, вероятно, по-настоящему искусный мастер, имея голограмму лица Леи, мог изменить движения губ в соответствии с любым запрограммированным текстом.
Но обо всем этом, понял Люк, он узнал лишь за годы, проведенные среди повстанцев, в течение которых ему приходилось иметь дело с достижениями науки и техники, доступными на Корусканте и его внутренних планетах. Мальчишкой же на Татуине, где он вырос, как и его дядя Оуэн и его друзья, — он подозревал о том, что правду можно столь искусно подредактировать, не в большей степени, чем о том, что может летать.
