Клещи, всевозможные формы, множество видов щипцов… всё это в течении нескольких веков дожидалось меня, хотя здесь, наверное, прошло только несколько секунд.
Ещё одним сокровищем стала наваленная в углу мастерской куча металла, в котором я без удивления узнал чёрный мифрил. При внимательном осмотре можно было заметить, совершенно идеальные экземпляры готового оружия, которые Нивел безжалостно определил к лому, как брак. Неизвестно, по каким параметрам он это определял, но я никогда не видел, чтобы изделия из этой кучи не шли куда-то, кроме переплавки.
«Здесь хватит, чтобы три раза по кругу заковать гномий хирд в броню с головы до ног. Ещё и останется на ножи, арбалеты да портсигары для придворных модников».
Навалившись на ручку прикреплённых на столе больших тисков, я с трудом смог её прокрутить, высвободив зажатый в них массивный брусок. Именно за этим я сюда и явился — проверить одно безумное предположение и выковать первый в своей жизни артефакт, который с большей долей вероятности позволит нашему отряду пробиться дальше в середину пирамиды.
Взяв сбоку верстака мягкую щётку, я смахнул с поверхности несуществующие пылинки.
— Прости, старина, но впервые это будет не Нивел, — я аккуратно притронулся к руне активации и подал немного маны в знак, заставив горн моментально вспыхнуть призрачным огнём.
Мне, можно сказать, повезло с заготовкой, благо Нивел уже сделал большую часть работы, которую мне сейчас предстояло завершить. Сняв с верстака щипцы, я аккуратно подхватил металлическую заготовку, чтобы сунуть её в горн.
Хорошо, что предыдущий владелец мастерской этого всего не видел, иначе гнал бы меня уже отсюда ссаными тряпками, поскольку я тут же умудрился уронить заготовку, не приняв во внимание её тяжёлый вес и чудом не покалечить собственные ноги.
Попытка номер два была удачнее: мне удалось донести квадратную болванку и пристроить её в горн. В очередной раз мысленно поблагодарив Нивела, я задумался и постарался себе ответить честно на вопрос: «Смог бы я сам сделать подобную заготовку с первого раза?». Ответом было слово: «Нет».
Ни с первого, ни со второго.
В теории я знал, как изготовить форму, как подготовить её к заливке, но видеть, как это делается — одно, а вот повторить всё это своими не привыкшими корявыми руками — совершенно другое.
Пока заготовка в горне медленно раскалялась до нужного цвета, я осмотрел шеренгу молотов. Сейчас мне нужен был тот, которым можно будет слегка подправить форму изделия, но в то же время выбрать такой, чтобы после десятка взмахов у меня не отвалилась от перенапряжения рука.
«О такой роскоши, как гидравлический молот, можно было только мечтать, как и о собственном помощнике-молотобойце».
Больше всего меня пугало понимание, что мне придётся всё делать чрезвычайно аккуратно, одной рукой сжимая щипцы, чтобы моя деталь не улетела с наковальни после первого же удара, а второй рукой — орудовать молотом.
— Лишь бы не запороть, — покачал головой я. Мне совершенно не хотелось здесь ещё и литьём заниматься, обучаясь по ускоренной методике. — Боги, если у меня получится, обещаю, я со всем прилежанием буду учиться кузнечному искусству. Дайте только с этим справиться.
Боги остались глухи к моим молитвам. То ли к ним было невозможно докричаться из личного плана, то ли им было просто на меня плевать.
Заготовка улетала на пол несколько раз, пока я приноравливался сжимать щипцы и бить одновременно, чтобы будущее изделие на срывалось с «нарезки». Первое время выходило настолько отвратительно, что даже я понимал — любой подмастерье умер бы от гомерического хохота, глядя на мои жалкие потуги. А потом бы он пришёл в ужас, узнав, чья заготовка покоится сейчас на наковальне.
Носиться к горну мне пришлось бесчисленное количество раз, так как после пары тройки ударов, заготовка теряла ярко-жёлтый цвет и уже не поддавалась ковке, сколько по ней не колоти.
Мне нужно было просто её выровнять, придав более-менее правильную геометрическую форму. После чего нужно было подобрать среди лома подходящую рукоять и попытаться насадить заготовку на неё. Затем нужно было всё это дело закрепить, чтобы при первом использовании моя поделка не развалилась в руках, не дай Боги, зашибив кого-то в придачу.
Наконец я добился удовлетворительной формы после нескольких часов мучений. Оставив изделие на наковальне, я двинулся к нагромождению лома, чтобы отыскать подходящий мифриловый прут нужного диаметра. С трудом, но мне удалось и это. Прикинув конусообразный прут, понял, что его нужно будет укорачивать.
Укорачивание будущей рукояти было ещё одним феерическим испытанием моих намерений и нервной системы. О том, чтобы сунуть прут в горн, не могло быть и речи — слишком уж длинный. Изначально я хотел раскалить добела место будущего отреза, чтобы с помощью зубила на ручке (Нивел, почему-то называл его — «секач») разрубить ставший мягким мифрил, но из за длины заготовки от этого пришлось отказаться.
Тогда я принял соломоново решение — прут согнуть, местом сгиба сунуть в горн, после чего укоротить зубилом, а остаточные места сгиба по-новой раскалить и подровнять.
Прут удалось согнуть чуть больше чем на девяносто градусов. Как раз впритирку острый угол попадал за защитное поле Ксафана. Гордый тем, что мне удалось решить такую непосильную задачу, я нашёл то самое зубило с ручкой и, пока прут продолжал накаливаться, решил примериться к новому инструменту.
Выбрав тонкую полосу из металлолома, я положил её на наковальню, приставил зубило и легонько пристукнул сверху молотком.
— Не понял, — ошалело произнёс я, когда не встретив никакого сопротивления, зубило отрезало ленту из чёрного мифрила, словно это был хрустящий французский багет. Не поверив глазам, я выбрал квадратный массивный прут, чтобы повторить процедуру.
— Идиот, — расстроился я, видя, как легко отрубленные кусочки один за одним отлетают от каменного пола кузницы. — Ну и на кой хрен я гнул этот прут?
Раскалённый прут оказался перерублен так же легко, как и всё перед этим. Оставалась ещё одна задача — насадить заготовку на ручку…
Полчаса мата, запаха раскалённого металла, и нескольких сотен ударов по проклятой болванке, вкупе с беготнёй от горна к наковальне, и мне это удалось.
Когда-то я задавался важным вопросом — можно ли рунный став наложить на готовое изделие из чёрного мифрила? Помнится, даже порывался проэкспериментировать на своих крисах. Хорошо, что я этого так и не сделал, иначе остался бы сейчас без оружия.
«Запомни накрепко! Мастер может вложить силу Рун только в предмет, полностью созданный его руками и в его мастерской. Если это нож, то всё от лезвия до самой последней заклёпки на рукояти должно быть создано или добыто тебе. Иначе руны просто разрушат твоё изделие, обидевшись. Руны — они живые. И всегда понимают, когда ты хочешь их обмануть. Руны лентяев не любят», — в голове у меня всплыли слова мастера Нивела.
— Руны лентяев не любят, — задумчиво пробормотал я, положив на наковальню почти завершённое изделие. — А я не лентяй. Я твой ученик…
Оставалась лишь самая малость. Тот ритуал, который должен вдохнуть в будущий инструмент грозную силу, подчиняющуюся владеющему им.
Оставалось только лишь нанести рунный став.
Положив моё изделие в горн целиком, я обшарил мастерскую в поисках перчаток или рукавиц, но их нигде не оказалось.
— Нет, — неверяще произнёс я вслух. — На это дерьмо я не подписывался.
Перед глазами моментально возникла картина, которую я считал каким-то проявлением магии рунных оружейников. Наковальня, пышущая жаром заготовка и руки мастера без перчаток, выписывающие заострённым резцом рунную вязь…
И в этой мастерской не было ни одних, даже самых завалящих и дырявых рукавиц.
Рунная вязь должна наноситься одним заходом.
Она просто обязана быть законченной до того, как будущее изделие отдаст весь свой жар наковальне, а резец лишь бессильно проскрипит по затвердевшему металлу. Попытка только одна. И если она не удастся — изделие полностью придётся расплавлять и перековывать заново, поскольку руны останутся лишь красивым рисунком.
