Ознакомительная версия.
Я понял, что в последнем «спасибо» недосказанное «…а теперь валите на хрен, нам работать надо», кивнул Ингрид, и мы вышли на яркое солнце и под синее небо.
Ингрид спросила тихо:
– А как ты узнал?
– Не понимают, – ответил я еще тише, – что достаточно пройти мимо стола с их планшетом, как вся информация начнет качаться в мой карман.
– Ух ты!
– Теперь это просто, – сообщил я и добавил, – если знаешь как.
– А как?
– На флешке нужно установить нужную прогу, – начал я, посмотрел на нее и поинтересовался: – А тебе это в самом деле интересно? А извозчики на что?
Поддубецкий вышел из блиндажа достаточно скоро, взглянул на небо.
– Я вызвал вертолет, – сообщил он. – Вас отправят обратно. С благодарностью Мещерскому за то, что вы помогли установить место содержания заложницы.
Я напомнил:
– У них пять боевых групп.
– Пять, – повторил он задумчиво, – вряд ли. Для удержания заложницы, да еще в таком районе, достаточно и одной.
Ингрид вставила:
– Про пять я сама слышала.
Он отмахнулся.
– Деза.
Она сказала в сомнении:
– Может быть, и деза. Ради одной заложницы пять групп отправлять глупо. Но если у них здесь другие интересы?
– Тренирует, – поинтересовался он, – наших боевиков против ненаших. А потом наши тоже становятся ненашими. Это да, такое часто. Они и приходят к нам, чтобы обучиться, получить хорошее оружие и уйти обратно. Но у тех свои задачи…
Ингрид поинтересовалась:
– Хотите сказать, не поддержать тех, кто поселился прямо в центре их лагеря?
Поддубецкий пробормотал:
– У меня есть контакты с майором Черкесовым, который руководит тем лагерем подготовки. Выясню.
– А если он встанет на сторону полковника Громова?
Поддубецкий сказал с жесткой ухмылкой:
– Пожалеет. Наконец-то докажу, кто из нас круче. Хотя в какой-то мере вы правы, наша беда еще в том, как и любой спецслужбы, что на той стороне нередко оказываются люди из наших же рядов…
– Из ГРУ? – спросил я.
Он покачал головой.
– Я имею в виду вообще сторону закона, порядка, охраны… В рядах халифата сражаются, по нашим данным, около двенадцати тысяч выходцев из России.
– Выходцев? – переспросил я.
Он взглянул на меня внимательно.
– Я уже говорил, вы хорошо улавливаете смысл слов? Выходцев вообще-то больше, а я имею в виду именно граждан России с российскими паспортами. И кто потом с набранным опытом боев где-то под Багдадом или Дамаском вернется в Россию, что чревато.
– Реальный боевой опыт, – сказал я. – Когда стреляли не в чучело, а в живых людей?
Он кивнул.
– Хотя многие и так… не овечки. На той стороне как несколько парней из псковской десантной дивизии, так и группа из «Дельты», Иностранного легиона, морские котики, зеленые береты… а также синие, красные и даже черные.
– И все стали исламистами? – спросил я.
– Не все, – пояснил он, – одни воюют за хорошие гонорары, другие просто из интереса, но кто-то и за идею.
– Идею халифата?
– Да, – ответил он невесело. – Как идея коммунизма, она интернациональна…
Над головами послышался быстро нарастающий рев вертолетных винтов. Два геликоптера на бреющем полете вынырнули из-за верхушек деревьев и тут же без прицеливания, что указывает на громадный опыт пилотов, опустились на площадке.
Судя по тому, что оказались здесь всего через полчаса, понятно, гнали не из Московского округа, а с какой-то соседней базы.
Десантники выскакивают из укрытий, быстро и ловко впрыгивают в вертолеты, рассаживаются по местам и замирают в ожидании приказов.
Ингрид сказала встревоженно:
– А как же заложница?
– Она же в глубоком укрытии? – переспросил Поддубецкий. – Бомбить нам незачем, но на поверхности все снесем к чертям из крупнокалиберного. Может быть, кто-то наверху поймет, что с боевиками из клана аласийцев заигрывать опасно. Как с прочими.
– Здесь полетят головы, а там погоны?
– Точно, – подтвердил он мрачно. – Ребята, там никого не забыли?.. Группе поддержки с воздуха ждать приказа с земли. А вы двое ждите, когда вернемся, сразу и отправим на этих же вертолетах!
Он ловко вскочил во второй вертолет, оба тут же без натуги поднялись в воздух.
Ингрид долго смотрела вслед, хотя вертолеты быстро растаяли в беспощадном синем небе.
– Надеюсь, – произнесла она медленно, – где-то через час все кончится. И мы отвезем эту Абигель Степановну в Москву. Тоже мне имечко…
– Бабушка, – предположил я, – в пику патриоту и коммунисту Стельмаху выбрала для своей внучки самое что ни есть западное.
– Назвала бы Мэри, – сказала она.
– У нас бы стали звать Машей, – напомнил я. – Это же Мария!.. А вот у Абигели вроде и нет аналогов.
Она посмотрела через мое плечо на открытый в моих руках планшет.
– А что ее родители?.. Почему это должно задеть деда, а не отца с матерью?
– Родители уже не коммунисты, – ответил я. – Свободные демократы. Это значит, разводы, безобразный дележ имущества, взаимные судебные иски… В общем, эта Абигель, как только встала на ноги, постаралась о них забыть вовсе. Да и она им не нужна, ее мать еще трижды выходила замуж, как и отец женился что-то раза четыре… Так что в крепких коммунистических семьях что-то есть правильное для страны и отечества.
Она посмотрела на меня косо, я совершенно серьезен, силовым структурам трудно понять, где высшее существо из стада ученых говорит искренне, а где прикалывается.
На экране в красках появилось изображение земной поверхности в этом регионе, я подвигал пальцем, слегка зумнул, давая увеличение чуть больше. Появилось изображение двух крохотных вертолетов, ползущих над землей на бреющей высоте.
Она засмотрелась завороженно.
– Как здорово! Как ты это сделал?
– Получай докторскую, – посоветовал я, – и сможешь подключаться так же просто. К секретным не получится, там все в шифре, а это вот просто… хотя да, тоже под паролями, но в Пентагоне рулят такие домохозяйки, что наши рядом с ними – Склодовские-Кюри.
Она внимательно всматривалась в снимки, вдруг вскрикнула:
– Смотри-смотри!
Камера показывает лагерь боевиков, где мы только что побывали. С большой высоты видно, как к тайному блиндажу подъехал «Хаммер». Дверь убежища отворилась, изнутри вытащили женщину со связанными за спиной руками и черным мешком на голове, насильно усадили в автомобиль.
– Господи, это же она, заложница!
– Точно, – подтвердил я. – Судя по движениям, ей тридцать пять лет.
Она сказала зло:
– Заткнись, антрополог. Что делать будем? Зачем машина? Нас вели пешком.
– Повезут в другую сторону, – ответил я. – Там есть дорога.
Ознакомительная версия.
