Мне стало грустно от этого зрелища – оно напомнило мне о другой школе.
Хоуди знаком скомандовал мне сесть на одну из пустующих скамей. Я села. Через пару рядов впереди рыдающая женщина прижимала к себе запеленатого ребенка. На ряду позади меня неподвижно сидел старик, уставившись на старую медаль с изображением Бога-Императора Человечества.
- Жди здесь, - произнес Хоуди, и направился в направлении алтаря. Меньше чем через минуту он превратился в темное пятнышко среди других темных пятнышек, казавшихся крошечными по сравнению с золотыми ангелами, подпиравшими молитвенную платформу, которая, в свою очередь, казалась игрушечной рядом с могучими стволами черных отполированных органных труб.
Я покорно ждала. Мне пришло в голову, что сейчас я могла бы сбежать – но вокруг меня было огромное открытое пространство, и среди тысяч людей, шумевших вокруг, могло затаиться сколько угодно потенциальных противников. В общем, я решила подождать. Старик – его лицо, шея и верхняя часть спины были искривленными, как шишковатое дерево, из-за паралича, вызванного синдромом посменной работы, подошел и уселся на другом конце моей скамьи. Он наклонился, положил локти на спинку стоящей впереди скамьи, и начал молиться. Как я полагала, об исцелении своего бренного смертного тела. Я почувствовала, как деревянная скамья подо мной ходит ходуном от дрожи его обессиленного нервной болезнью тела. Девушка заняла место на скамье через три ряда впереди от меня. Она неотрывно смотрела на высокий алтарь, склонив голову на бок. Не нужно было вглядываться, чтобы понять – она умерщвляла плоть на своем левом предплечье, используя цепь с шипами, сейчас намотанную на ее правую руку. Молитвенные аппараты с дистанционным управлением с жужжанием кружились над скамьями, на их шипящих от перегрева коричневых экранах вспыхивали и пропадали слова священных текстов. Один из них был крупной моделью – фигуры двух золотых механических херувимов поддерживали окруженный позолоченной рамкой экран, расположенный между ними, словно летающую версию какого-то щедро изукрашенного зеркала. Сияющие механические херувимы по очереди верещали: «Узрите! Узрите!» перетаскивая экран от одного паломника к другому. Они были очень – даже слишком - похожи на жутких кукол Блэкуордса.
Я отвела взгляд. Исповедника не было уже довольно долго. Я начала задаваться вопросом – не испытывали ли Хоуди ко мне больше сочувствия, чем я думала поначалу? Может быть, он сознательно не возвращался так долго? Он намекал, что я могу сбежать, пока он отсутствует? Может быть, вернувшись, он будет удивлен, обнаружив, что я все еще здесь?
Я стала смотреть по сторонам. Мужчина уселся на скамью по другую сторону прохода, почти вровень со мной. Широкий в кости, крепкий, одетый в черное. Он был немолод, с лысым черепом, а его грубое, угловатое лицо носило следы старых шрамов – но его осанка была благородной, а манеры – сдержанными, как у аристократа. В нем чувствовалась сила и властность. Я решила, что, возможно, он был ветераном Гвардии в высоком чине, может быть, генералом. Он выглядел именно так. Его длинный, тяжелый плащ был черным, но дорогая ткань на свету слегка отливала зеленым и была украшена элегантным золотым галуном. Он сидел слишком прямо, словно полученные когда-то увечья не давали ему согнуться, или словно его телу хирургическим путем была придана дополнительная жесткость.
Пока я смотрела на него, он перевел взгляд на меня. А дальше произошло нечто очень странное. Он среагировал, хотя внешне это никак не проявилось. Выражение его лица не изменилось, он ничем не выразил удивление, интерес, или презрение… или что-то еще. Но в его глазах я кое-то увидела. Он был поражен моим видом. Это было узнавание – и в этом узнавании крылась неподдельная боль. Он увидел меня – и это потрясло его до глубины души.
Все это показалось мне крайне необычным. Его взгляд не был взглядом похотливого пожилого мужика, который положил глаз на молоденькую девушку, поразившую его воображение, и теперь глазеет на нее. Так мог бы смотреть человек, внезапно встретив давно потерянного брата или сестру – или отец мог бы так смотреть на ребенка, которого до тех пор считал погибшим. Это был взгляд человека, который вспомнил того, кого давно любил – и давно потерял.
Он не отрываясь смотрел на меня. Кажется, он не мог отвести взгляд. Я собиралась отвести глаза – происходящее крайне смущало меня – но в тот же момент он тоже решил отвести взгляд, видимо, поняв, что пялится на меня. Он не поднялся, не подошел ко мне – но и не уходил. И только теперь я поняла, что продолжаю смотреть на него.
Я прокручивала в воображении разные сценарии. Если он был ветераном – генералом Имперской Гвардии - возможно, я напомнила ему любовницу, которую он был вынужден покинуть во вражеском тылу, или давно умершую жену, или одну из его солдат, которую он любил, и которая погибла на фронте.
«Элизабета».
Я услышала, как кто-то произнес моем имя – но не ушами. Мягкий шепот псайкера звучал прямо у меня в мозгу. В тревоге я стала озираться по сторонам.
Тот мужик снова смотрел на меня. Это он сказал? Я подумала, что, может быть, имеет смысл отключить мой манжет – но что-то приказало мне не делать этого. Его взгляд был таким пристальным и пронзительным. Одну руку он положил на спинку передней скамьи, словно собирался подняться и подойти ко мне.
Но он колебался. Он что-то увидел.
- Кого-то ищем?
Я резко обернулась на голос – и обнаружила Лайтберна, который сидел на скамье около меня. Проклятый смотрел вперед – словно он был лишь еще одним паломником, который случайно уселся рядом.
- Как ты меня нашел? – изумилась я.
- Ну, это было нелегко, - ответил он.
- Но как?
- Не поверите. Это был тот козлина, Шадрейк.
- Шадрейк?
Лайтберн рискнул бросить на меня быстрый взгляд, и состроил гримасу, с которой скандальный живописец смотрел через свое зрительное стекло.
- Не знаю как, но он за вами следил. Посмотрел в свою стекляшку, и сказал, где вас можно найти в этой базилике.
- Я боялась, ты решишь, что я просто сбежала, - заметила я.
- Сначала так и было, - заверил он. – Но потом мы увидели бардак в помещении наверху, а я нашел вот это, и тряпку, пришпиленную к столу.
Он положил руку на сидение рядом со мной и раскрыл ладонь, показав мне гнутую серебристую телекинетическую булавку. Я протянула левую руку под спинкой соседней скамьи и он передал вещицу мне.
- Я это увидел, и сразу понял, что вас похитили, или что-то вроде того, - продолжил он, снова глядя вперед, словно разговаривал сам с собой. – А Шадрейк сказал, что поможет вас найти.
