- Не надо про мою маму, - поморщилась Анна и сунула руки в карманы светлого длиннополого плаща, укрывавшего ее фигуру. - И вообще, как краткий курс истории местных достопримечательностей соотносится с безопасностью валяний посреди площади?
- Разве ты не знаешь? - Вендиго снова улыбнулся с закрытыми глазами и похлопал по камням под боком. - Кровушка греет.
Анна зябко повела плечами, хотя в этот час на площади было на удивление тепло. Ни малейший ветерок не тревожил двух гостей величественного Рима, забредших на неожиданно тихую и пустынную площадь. Даже несмотря на поздний час и запрет машинам въезжать сюда, мертвенная тишина в округе казалась неестественной. Девушка подумала, что ее вольготно развалившийся на земле спутник мог иметь к неожиданной тиши самое прямое отношение. Октавиан имел власть над людьми. Не через деньги или власть, которых ему, впрочем, хватало. Он просто мог сделать с любым человеком все, чего пожелал бы. Анна не единожды была свидетелем развлечений любимого, включавших самые жестокие шутки над человеческим племенем. Вендиго упрятывал людей в тюрьмы, подставлял под кулаки и пули, доводил до безумия и самоубийства. И все - ради развлечения. Только и всего.
Нет, все же, она не могла сказать, что единственной целью Октавиана было получить удовольствие от чужих страданий. Так могло показаться на первый взгляд. Но что-то подсказывало девушке, что нечто ускользает от поверхностного взгляда. Порой ей казалось, что все дело в ее страстной влюбленности. Но чаще на ум приходило множество мелочей, складывавшихся в непонятный, но притягательный рисунок. Да, ее влекло к Октавиану Вендиго. Влекло сильнее, чем мотылька влечет огонь.
- Люблю соприкасаться с местами, впитавшими с кровью человеческую мерзость, - произнес мужчина, глядя на звезды. - Шепот излитого в землю греха напоминает мне о многом.
- О чем же? - Анна чувствовала себя все более неловко с каждой секундой. Стоять сверху и смотреть, наклонившись, на Вендиго было в высшей степени странно. Ему же, казалось, даже эта небольшая ее неловкость доставляет удовольствие. Развлекает. Или нет?
- Хотя бы о том, что смерть - это лишь начало.
Со спины Октавиан повернулся на правый бок, заставив Анну отступить на шаг. Теперь он смотрел на девушку, лукаво прищурившись.
- Ты ведь тоже всегда задумывалась над тем, что мы умираем каждый день. Когда идем на работу, когда покупаем продукты в магазинах, когда дышим воздухом и чувствуем мягкое сиденье. И неважно, кто ты, что собой представляешь, чем занят. Важно лишь то, что само твое существование на этой планете является оскорблением здравого смысла.
- Но мы же не ходим в магазины, - Анна знала, что он хочет такого простого и недалекого ответа. Он знал, что она знает. Эта игра забавляла обоих.
- И это, конечно, делает нас инопланетянами, - Вендиго потянулся с грацией большого ленивого кота. - Наше общество придумало совершеннейшую систему тюнинга и подстройки формы под себя. Мы можем слушать джаз или рэп, мы можем ходить в магазины или не есть ничего, кроме салатиков. И это считается наполнением жизни смыслом. Мы можем одеваться так, что у страусов и попугаев от цветовой ряби померкнет в глазенках, и это считается признаком уникальности личности. Мы ползаем по огромному полю Интернета, впитывая чужие слова и оставляя килобайты букв, а потому считаем, что стремительно несемся в неведомое вместе с потоком информации. Мы жертвуем гроши на благотворительность и верим, что этим спасаем миллионы голодающих. Мы лицемерно говорим о недопустимости убийства и закрываем глаза на войны. Мы говорим о добродетели, совращая дочерей и обманывая друзей. Мы боимся говорить о Высоком, ибо верим, что рождены ползать. Каждый из нас, придя в мир, превращается в симулякр, украшенный модными тряпками, прической и словами, что вкладывают нам в рот те, в ком есть хоть что-то. Мы копим деньги, понимая, что только они являют собой силу, способную изменить нашу форму, вколоть антидепрессант, успокаивающий наше метущееся сознание. И, припадая с лобызанием к ногам великой Монеты, мы не думаем о том, как непохожа иллюзия формы на пустоту, кровавую и смердящую пустоту содержания.
Он оказался на ногах внезапно, как всегда. Октавиану не нужно было менять позу, напрягать мышцы, да и вообще совершать хоть какое-то физическое усилие. Тело мужчины просто начало подниматься вертикально, будто подтягиваемое невидимым журавлем. Вот Вендиго уже стоял на ногах, с издевательским пафосом разводя руками.
- Но рано или поздно существование, основанное на поклонении священной силе формы, заканчивается. И уже невозможно убежать от суровой и свирепой правды, от реальности. Реальности, которая показывает, насколько жалок, убог и обездолен ты, пошедший в розовые дали за красивой оберткой на конфете. И уже не закрыть глаза на мир, в котором ложь о благе неравенства и добродетели угнетения оборачивается болью, смертью и вселенской горечью. В момент истины начинаешь втягивать носом гнилостно-сладкий аромат души, смешавшийся с пудрой и одеколоном. И остается лишь прятаться от вострубивших ангелов за стенкой собственного эго.
Анна не заметила, как и когда Октавиан успел перебраться ей за спину. Но издевательский в своей фальшивой возвышенности голос звучал сейчас из-за плеча. Руки Вендиго обили талию девушки, заставив ту вздрогнуть от неожиданности и приязни.
- Хотя, конечно, есть еще выход, - слова тепло щекотали ухо склонившегося возлюбленного. - Можно долго и выспренно рассуждать о порочности мира, в котором люди умирают каждый день. Это лучший способ самообмана. Великий пессимизм мещанина, плюющегося в белый свет.
- Я вот одного не пойму, - жмурясь на обелиск, Анна не торопилась обернуться. - Ты же сказал как-то, что люди - это одно, а ты - это другое.
- Я и не отказываюсь от своих слов.
Октавиан сам развернул девушку к себе. Глубокие синие глаза смотрели лукаво.
- Единственная разница между мной и людьми заключается в том, что они умирают каждый день, чтобы продолжить умирать завтра, а был рожден. Раз и навсегда.
- Иногда мне кажется, что ты специально говоришь глупости, чтобы я тебя не поняла, - она легонько тронула мужчину за щеку, скользнув пальцами по аккуратной бородке. - Но к чему вдруг эти разговоры сегодня?
- Просто мне очень интересно кое-что, - он ласково положил палец ей на губы. - Я жду возможности узнать, за что умирает твой токийский знакомый Сэм Ватанабэ.
