Глава 3. Первые потери
Как известно, любая нежить, предпочитает творить свои дела ночью.Вот только — кому известно? На самом—то деле, когда говорят «общеизвестно», это как раз из той категории, когда неизвестно ни фига. Те, кто хоть единожды повстречался с нежитью, или иной тварью, уже никому ничего рассказать не сможет. На самом—то деле, нежити все равно, в какое время суток творить свои действа. Тем не менее, в ожидании нового штурма, на башнях и стенах Тангейна всю ночь не смыкали глаз часовые, а между зубцами горели факелы.
С восходом солнца, когда караульные на стенах Тангейна уже принялись отчаянно зевать, мечтая о смене, о подогретом пиве с пряностями и добрым куском пирога, а чтобы потом и в постель, со стороны моря раздались звуки флейты. Сонливость как рукой сняло, а услышав осточертевшую со вчерашнего дня мелодию, народ скривился. Флейта — очень хороший инструмент, но теперь флейтистам Тангейна не заработать на хлеб насущный. Боюсь, что и всем прочим, кто играет на духовых музыкальных инструментах. В лучшем случае сломают дудку о голову, намнут бока, а о худшем, даже подумать страшно.
Защитники изготовились к штурму, но их тревога была напрасной.Оказалось, что «музыкант» подает не приказ к атаке, а сигнал об уборке территории. Впрочем, для горожан это пока простительно. Не сказать, что ремесленники, моряки и торговцы были заядлыми меломанами, но большинство обладало каким—никаким музыкальным слухом, и отличить одну мелодию от другой могли без труда. Другое дело, что мелодии «холодных бардов» были не похожи ни на одну человеческую, ни на те, с чем сравнивают неудачную музыку — ни на воронье карканье, ни на собачий лай. Это были звуки, составленные в стройные ряды, но звучавшие с какой—то нечеловеческой гармонией, отчего мороз продирал живое тело, а по спинам начинал стекать холодный пот.
Данут провел ночь в небольшой караулке в башне, скрючившись на коротком топчанчике. Рядом с ним спали еще пять человек — те самые, с которыми он патрулировал улицы, а теперь уже взял под постоянное начало.Только—только проснулись, как снизу пришел очень серьезный мальчишка, с котелком каши и корзиной хлеба. Данут управился с завтраком раньше подчиненных и уже собирался пойти посмотреть, что там творят скелеты, как в дверном проеме показалась Тина.
— Не разбудила? — весело поинтересовалась девушка.
Появление красивой женщины в караулке сродни явлению королевы на постоялом дворе. К счастью, все из присутствующих уже были одеты, нигде не валялось ничего непотребного, вроде кальсон или грязных портянок. Кто-то из бойцов присвистнул, а самый молодой — всего-то на пару лет старше Данута, длинный парень, прозванный почему-то Комаром, успевший походить по Шейне до самого Скаллена, поплавать по Петронеллу, носивший на лице шрам, оставленный речными пиратами, хотел было, сказать что-то скабрезное, но наткнувшись на свирепый взгляд командира, сдержался. Зная Данута, понял, что ему могут заткнуть рот кашей. Вместе с миской.
За спиной у девушки торчали охранники, приставленные опекуном. Два гоблина, укутанные в плащи с капюшонами, в иное время и заинтересовали б народ, но не сейчас. Ну, оно и правильно. Гоблин, он гоблин и есть, чего на него пялиться? А красивая женщина всегда вызывает желание полюбоваться на нее и пожалеть, что это чужая женщина!
— Ну, муженек разлюбезный! — уперев руки в боки, шутливо сказала девушка. — Где это ты опять шлялся всю ночь? Небось, по девкам бегал?
Не выдержав, юная жена подошла к мужу и уткнулась ему в грудь. Данут осторожно обнял супругу, с неловкостью оглянувшись на соратников. Те, делая вид, что не смотрят и, что им не капельки не интересно, потихоньку забирали свои миски с кашей и ушли доедать на лестницу. Вместе с ними исчезли и охранники, правильно рассудив, что наедине с мужем их подопечной нечего опасаться.
Данут, уже начиная сходить с ума от любимой — ее запаха, ее рук, тела, скрывавшегося под слоем ткани, принялся торопливо расстегивать на ней одежду, но получил за это чувствительный тычок в бок. «Потерпишь», — одними губами сказала девушка, слегка вздохнув. Данут, поначалу не понял причины отказа, попытался продолжить домогательства, за что получил второй тычок.
— Дверь, дурачок! — погладила Тина мужа по ушибленному месту. Видя, что тот, не понимает, показала глазами на дверной проем.
— Так нет здесь никакой двери, — ошарашено сказал Данут, норовя засунуть руку под блузку Тины.
— Так я про то и говорю, бестолочь! — вырвалась из рук мужа юная женщина. Переведя дух, потрясла головой. — Я ж тоже, не железная...Вот-вот уступлю, а там...
И тут-то до него наконец-таки дошло! В дверном проеме дверь отсутствовала. Кому она здесь нужна? Друзья-соратники далеко не ушли, да и некуда уходить. А если эти уйдут, там, внизу другие. Они ж, гады, советами замучают! Не драться же потом с собственными подчиненными. Вздохнув, парень сел на топчан, пытаясь усадить девушку рядом, но та покачала головой.
— Я ненадолго, — сказала девушка с грустью. — Дядюшка очень просил с расчетами помочь, а кроме меня некому.
— С какими расчетами? — не понял Данут.
— Да все с теми самыми, бухгалтерскими. У одного из наших конторщиков слишком большая прибыль за прошлый месяц получилась, надо его учетную книгу перепроверить.
— А чем это плохо?
— Н-ну, знаешь ли, не то, чтобы это плохо, но подозрительно, — протянула Тина. — Предположим, ты дал в долг клиенту сто векшей на год, а тебе, включая проценты, должны вернуть сто четыре векши, то откуда взялась цифра в сто восемь? Значит, либо конторщик где-то ошибся, либо клиента обманул. А это, сам понимаешь, очень плохо. Рано или поздно обман, или ошибка всплывут, что тогда будет? Дядюшка Альц о своей репутации очень шибко печется!
— Слушай, а я и не знал, что ты этими делами занимаешься, — удивился Данут. Торопясь, чтобы Тина не обиделась, попытался выразить свою мысль более четко: — Для меня вся эта математика, бухгалтерия — темный лес! Здорово! Ты у меня такая умница!
— Вот так-то! — показала Тина язычок. — А ты, небось думал, что я так, девочка-припевочка, при богатом опекуне? Нет, милый. Дядюшка мне с детства талдычил — мол, все в жизни может быть, замуж за дурака выйдешь, кто станет деньги считать? Вот, учили меня и математике, и бухгалтерскому учету, и праву...
— Слушай, а господин Альц-Ром-Гейм — он настоящий провидец! — сказал Данут с восхищением. — Вышла замуж за дурака, который ничего толком не умеет, ну, разве что, мечом махать.
— Я знала, за кого мне выходить замуж, — совершенно серьезно сказала Тина. — А те, кто только мечом умеет махать, они ростовщиков не особо жалуют. Значит, ты их гораздо умнее. И не скажешь такой глупости, что не женское это дело, счета вести.
Данут, выросший в поморском поселке, никогда не слышал, что женщина не может заняться каким—то делом только из—за того, что она женщина. И грамоту девчонки учили, и считать умели. А коли нужда была — женщина могла и коч в море вывести, и рыбу ловить. А уж относится свысока к профессии менялы-ростовщика, или банкира, каким был Альц-Ром-Гейм, у него бы даже фантазии не хватило. Без банков не было бы ни ремесленников, ни торговцев, ни самого Тангейна. А если не станет города, кому понадобится мечник, вроде него? И то, что его жена разбирается в таких сложных вещах, еще сильнее заставило уважать Тину, а заодно — еще больше пожалеть девчонку. Ведь ей, вряд ли доставляло удовольствие зубрить математику, корпеть над толстенными талмудами по городскому праву, изучать земельный кадастр города Тангейна. На Данута накатила очередная волна нежности к своей юной жене. Бедная сиротка, сколько же ей пришлось пережить! А тут еще и этот скряга со своей математикой и бухгалтерией!
— Просто, я очень хитрый и ленивый, — сообщил Данут. — Ну, скажи — зачем самому голову ломать, если у меня жена и красавица, и умница.
— Совсем мы с тобой заболтались, — спохватилась Тина, когда Данут снова попытался ее поцеловать, а его руки опять полезли туда, куда им сегодня не следовало лезть. — Я же тебе подарок принесла. Поначалу хотела чего-нибудь вкусненького притащить, но дядя сказал, что это важнее.
