животное забралось на самый верх труб, идущих под потолком и представляет кое-какую опасность во время эвакуации. Особенно для моих глаз, лица и рук.
Чего он туда постоянно лезет? Крыса, что ли, здоровая попалась? Эти могут всерьез шугануть домашнего котика, это ему не над беззащитными мышами глумиться, с мордой поперек себя шире.
Поэтому я ставлю ящик на пол подвала, уже непонятно из чего сделанный незадолго перед той самой Великой Октябрьской Социалистической революцией, как прочитал про этот дом в Википедии.
Вот обломался хозяин дома, когда через пять лет новые власти почти новый дом национализировали, оставив ему с семьей одну комнату в личное пользование.
Достаю из ящика защитные очки на резинке, надеваю их на лицо, выключаю и убираю в ящик фонарь, натягиваю грубые брезентовые перчатки. И только готовлюсь схватить кота за передние лапы, как вдруг чертова животина приседает подальше от моих рук и завывает страшным, угрожающим голосом.
Меня самого берет оторопь от низкого и протяжного воя кота, я даже замираю на несколько секунд. И хорошо при этом слышу, как почтенная Марфа Никаноровна разряжается на улице кучей проклятий в мой адрес, решив, что я нещадно мучаю животинку, пока она этого не видит.
Однако, потом я замечаю, что кот со своей высоты не на меня шипит и воет, а на что-то у меня за спиной.
Теперь я и сам слышу какой-то треск сзади, потом вдруг все вокруг вспыхивает ярко-зеленым светом.
На остатках последней смелости я успеваю повернуться и наблюдаю в остолбенении какую-то зеленую пелену в метре от меня, прижатого спиной к трубам.
Она такая, как кисея, с множеством огоньков внутри непонятной субстанции, вдруг начинает закручиваться стремительным водоворотом.
Прошло всего две секунды, как водоворот раскрутился на полную мощь во всю кисею, меня вдруг самого оторвало от земли, подхватило и несет прямо в него.
Тело потеряло вес, я пытаюсь ухватиться за какую-нибудь трубу или еще что-то, однако, мгновенно оказываюсь внутри кисеи, где наступает полная темнота.
Первый раз осознал себя снова живым человеком, когда яркий солнечный свет внезапно ударил меня по глазам.
Что со мной было до этого момента — в голове только сплошная темнота и больше ничего.
Однако, осознание это произошло со мной в момент свободного падения, к моему ужасу.
Душа стремительно улетела в пятки за доли мгновения, меня просто проморозило от ожидания страшного удара в конце.
— Пора открыть глаза, посмотреть вниз и приготовиться к смерти, — успел подумать я, как случилось очень радостное, правда, достаточно болезненное событие.
Я с какой-то не очень большой высоты рухнул плашмя на твердую землю, сильно отбил себе затылок, спину, задницу и пятки, даже в армейских берцах умудрился это сделать.
— Больно то как! Раз больно, значит, я существую! — одновременно извиваюсь от боли и радуюсь, что полет мой сразу же закончился.
Не успел я никуда сильно разогнаться в пространстве до сверхзвуковой скорости.
— Пусть лучше болит, чем ничего не чувствовать!
Светит в лицо слишком яркое солнце, глаза тоже режет, я не могу их открыть, только тру руками, однако, что-то им мешает добраться до моего лица.
Ладонь в чем-то очень жестком нащупывает на глазах что-то твердое и я узнаю этот предмет:
— Это же мои рабочие защитные очки! Бляха муха! Они сохранились даже! А на руках брезентовые рукавицы для защиты от кота! Остался я при полном защитном параде!
Пока глаза привыкают к яркому свету, я ощупываю обоими руками около себя то, на чем я лежу и понимаю, что это обычная утоптанная земля с частыми камнями, попадающимися в ней. Такая, достаточно пыльная и очень горячая, нагретая жаркими лучами солнца, которое здорово припекает мне лицо.
— Это не наше северное майское солнышко определенно! — сразу же ориентируюсь я, еще вслепую.
— Это я где-то на юге! — делаю достаточно смелый прогноз.
Какой на хрен может быть юг? Я же в подвале, точно в аэропорт не собирался, нет у меня никаких билетов и намерений куда-то лететь.
Двигаться куда-то в сторону и даже перевернуться на живот я боюсь откровенно. Вдруг я оказался на маленькой площадке посреди пропасти и сейчас просто улечу вниз после неосторожного движения.
Через минуту нетерпеливого ожидания глаза немного приоткрываются, я сбрасываю рядом рукавицы, задираю очки на лоб и протираю их руками.
— Черт с ними, что очень грязными, — почему-то вспоминаю я, — Я же на работе тогда был.
Был на работе, когда это случилось, а что со мной произошло?
Последнее, что помню, какой-то зеленый водоворот и мой взгляд на потолок подвала, когда я ищу за чтобы зацепиться руками, но, ничего не нахожу. Или просто не успеваю.
Резкость зрения понемногу наводится, и я облегченно вздыхаю, мое тело точно оказалось не над пропастью во ржи, говоря литературным языком.
Я лежу на серой утоптанной земле и ее во все стороны от меня много, что делает меня несказанно счастливым в этот момент времени. Поэтому я поворачиваюсь на живот, упираюсь обеими руками в землю и встаю на карачки.
Голова кружится, тошнит и мутит весь организм, однако, жить можно. Если только не придется очень быстро бежать сразу, на это сил сейчас точно нет.
Вижу две каменные стены с двух сторон от меня, довольно большие и какие-то они ровные, еще совсем правильной формы. С третьей стороны видно, что там продолжается площадка с той же серой, полностью высушенной и выгоревшей землей, заканчивается она какими-то густыми, правда, сильно чахлыми кустами с серо-желтыми листьями.
Единственно, что как-то они растут правильным полукругом, закрывая обзор с моей позиции. До них метров двадцать-тридцать, а до симметрично стоящих каменных серых стен в форме половинки овала метров по пятнадцать в каждую сторону.
Довольно большая рукотворная площадка, судя по тому, что я вижу.
В четвертую сторону я пока не могу так же легко посмотреть, очень яркое солнце светит прямо мне в лицо и снова вызывает обильные слезы из глаз при первой же попытке.
Больше вокруг меня ничего нет, солнце уже солидно спустилось по небосводу. Не очень длинные тени лежат на серой земле только от меня и еще должны быть от тех же кустов. Однако, их тень я не вижу за спиной, солнце продолжает меня слепить, а у тех, на которые могу смотреть, тень с другой стороны от меня.
Хотя, может еще раннее утро и оно только встает?
— Ага,