вопросы, то бить не буду. А если честно будешь отвечать, то я тебя даже отпущу. Целой и невредимой.
Монолитовка продолжала смотреть на меня, своего врага, до раздражения спокойным и немигающим взглядом. Скрипнув зубами, я коротко выдохнул.
— Ладно, приму молчание, как знак согласия. Теперь говори, зачем убила Горелого с друганом и сожгла его документы?
Внимательный взгляд на зевок Саяна, и опять никакого ответа. Я начинал постепенно закипать.
— Мне тебе начать пальцы ломать? Говори, на кой хер ты спалила документы?! Ты понимаешь, их ценность?!
— Так нужно было, — наконец она подала голос, взглянув спокойно на меня. Голос был низкий, но всё же определённо женский. — Это были плохие бумаги.
— Кто тебе это сказал?
— Я сам понял. Мне не понравилось название.
— Сам? – переспросил я, и хмыкнул насмешливо. Э вона как ей мозги вышибли! Думает, что мужик, получается? Ну, тогда и я так думать буду. Так проще. Без замаха я влепил пощёчину пленнице по левой щеке. Не сильно, рассчитал всё. Она не издала ни звука. Качнув головой, опять уставилась на меня, но теперь будто с интересом. Будто ждала, что я могу сделать еще. Последовало еще два удара: в правую щёку и живот. Пока я экономил силы. Свои и её.
— Может быть, так я достучусь до тебя? — я помассировал ладонь, глядя, как фанатичка пытается выровнять дыхание, кашляя и давясь воздухом, — я должен был взять эти бумаги, отнести своему боссу и мы бы получили за них нехилые деньги. А ты всё обло!.. обломал!
— Я знаю, — слабо улыбнувшись уголками губ, она подняла на меня равнодушный взгляд, — вы, наёмники, жадные падальщики. За деньги готовы лизать ботинки кому угодно. Ваш хозяин отругает вас за испорченные бумажки, так?
От слов наглой девчонки у меня вскипело внутри. Будто сердце сжали раскалённые иголки. Никто не смеет говорить подобное про наёмников! У нас нет хозяев! Мы вольные наёмные бойцы, хотим, берёмся за дело, а хотим — нет! Саян, поняв моё настроение, что-то недовольно и жалобно проворчал себе под нос, но остался лежать на диване.
Удар ногой в грудь опрокидывает стул назад и девушка едва не ударяется затылком об пол. Не дав ей отдышаться, я наношу еще три удара ботинком по грудной клетке, как если бы хотел пнуть мяч. Отступив назад, рывком и легко вернул стул в нормальное положение. Она надрывно кашляет, дёргаясь, сплевывает сгусток крови себе на штаны. С нижней губы вниз тянулась алая нитка. Схватив сектантку за острый подбородок, я дёрнул её голову вверх, заставляя посмотреть на себя. Всё еще никакого страха в глазах. Удивительно! С простыми сталкерами куда проще справляться. Чёртова фанатичка!
— Еще раз назовёшь меня падальщиком – я тебе зубы выбью! Отвечай нормально на вопросы, сучара! Что тебе сказал Горелый?! Где он взял документы?! Есть их копия?!
— Говоря с тобой, я уже нарушаю законы братства, — хрипло ответила девушка, болезненно сглотнув, — я не могу сказать тебе, что узнавал у Горелого, но…
Мой кулак встретился с челюстью фанатички, разбив нижнюю губу. На этот раз я дал монолитовке время прийти в себя, вытерев свою ладонь о куртку пленницы.
— А, момент. Ты сказал «но»? Соррян, не расслышал! — со злорадной усмешкой сказал я, садясь перед девушкой на корточки, — давай, продолжай, перебивать пока не буду.
Сфокусировав расплывающийся взгляд на меня, она добавила уже тише:
— Мне поручили уничтожить документы. Они не должны были попасть в руки посторонних. В руки еретиков… Они злые… Эти сгоревшие бумаги…
Я вскочил на ноги, нависнув над фанатичкой, и вцепился в спинку стула. К своему удовольствию заметил толику проступившего страха в глазах пойманной. Но только маленькую крупицу… От моего крика Саян беспокойно завозился на диване. Свесил одну лапу вниз, видимо, раздумывая, не слинять ли в коридор, однако передумал.
— Какие нахуй злые?! — я зашипел сквозь зубы, сверля девчонку гневным взглядом. — «Бетельгейзе» — это установка, что может зомби мозги вправить! Человек, может, людей бы начал лечить! А ты всё испортила!
— Ты сам не понимаешь, что говоришь… — ответила пленница, тяжело сглотнув, — тебя волнуют только деньги. «Бетельгейзе» не может лечить… только опустошать…
Я вытянул из ножен конфискованный ножик фанатички, приставил лезвие плашмя к её горлу. Рот пленницы едва заметно напрягся, но взгляд всё-таки не поменялся.
— Да, ты прав. Меня волнуют по большей части деньги. Особенно, если они зелёненькие. Понимаешь, наверное, да? И меня волнует, что мне теперь придётся пахать за утерянные бабки.
Опустив охотничий нож, и повертев его в пальцах я, внезапно для сектантки, вонзил его острие в плечо, погрузив в плоть всего на сантиметр. Наконец-то из горла наглой девки вырвался крик, которого я так ждал. Но только короткий, быстро перешедший к стенаниям сквозь стиснутые плотно зубы. Этого мне недостаточно. За сгоревшие деньги паскуда должна ответить по полной! Покрутив лезвием в ране как сверлом и погрузив чуть глубже, я вытянул его, смахнув кровь. Ткань пёстрой куртки быстро пропитывалась кровью. Тело девки мелко содрогалось, она прерывисто дышала, опустив голову. Я присел на одно колено, пытаясь заглянуть той в глаза. Положил руку на кровоточащую рану.
— Это ты виноват в моём поганом положении. Так что с тебя я и буду спрашивать. Будешь расплачиваться как миленький.
Монолитовка как бы вопросительно посмотрела на меня. Сконфузившийся Саян, прижав уши к голове, поплёлся в коридор. Понял пёсель, что сейчас я буду делать. Несколько раз я присутствовал и участвовал в потрошении должников или хитрых заказчиков, что решили нас кинуть на бабки. Нет, этих людей мы не убивали, но умело доводили до такого состояния, что кто-то из них молил о смерти… Новый крик от вонзённых в рану ногтей. Потёкшие по побитым щекам слёзы девчонки доставили мне садистское наслаждение. Наконец-то получил то, что хотел. Выдавил из картонного сектанта громкие звуки, поймал на себе его напуганный и виноватый взгляд! Не скажу, что люблю пытать людей, но иногда это приносит мне удовольствие. Смотря, какой человек попадался в руки Синдиката. Но от вида мелко дрожащего женского тела и от страха в глазах, я чувствовал, как внутри возрастает жар. И копился он внизу живота. Хотелось
