А потом в сети появились теории, что дыры в реальности делают именно одарëнные. А осознанно или нет, уже не играет никакой роли. Последующее принятие ограничивающих законов для одарённых только подтвердило справедливость этих теорий.
Именно с тех пор на руках магов с первых проявлений дара защёлкивают кандалы, не дающие им прыгать между измерениями. Именно тогда от общины Судного дня, и без того опасающейся магов, отпочковались радикальные Блюстители чистой крови. Чистой человеческой крови, не испачканной подарками Изнанки. Другую они желали видеть лишь пролитой из перерезанных глоток одарённых.
Влад болтался где-то по центру между радикалами и мирными магонелюбителями. И не склонялся к первым лишь из-за наличия дара у сестрицы. Одарëнные, при всей своей малочисленности, а может и благодаря ей, имели в обществе слишком большое влияние. Отдельные школы-интернаты, высокооплачиваемая работа, различные льготы. И целый вагон прилагающегося ко всему этому гонора и чувства собственной безнаказанности. То, что сестра была другой, было лишь исключением, подтверждающим наличие правила.
Яна нервно теребила кандалы. Цельнометаллические пластины, опоясывающие её запястья, за тринадцать лет стали настолько привычными, что воспринимались как часть тела. И крутила она их в приступах тревожности, как иные накручивают на палец локон волос. Сестра явно не хотела ссориться и не знала, как увести разговор в мирное русло.
– А что за фрукт этот твой Егор? – Влад сжалился над двойняшкой и сам перевёл тему.
Яна подозрительно полыхнула щеками, потупилась и скромно пояснила, что это преподаватель с кафедры прикладной артефакторики. Влад понимающе хмыкнул. Неведомый Егор разделял Янкину страсть, а значит, был в её глазах практически идеалом мужчины. Вне зависимости от внешности, возраста и характера.
Остаток вечера прошёл мирно. Двойняшки умостились на диване, устроив короткую ритуальную битву за единственный живой подлокотник. Победу одержал Влад. Показательно расстроенная Янка поплелась на кухню и вернулась с подносом, полным бутербродов. Влада угостили только в обмен на уступленный подлокотник.
Телевизор мигал сменяющимися кадрами боëв и погонь, бубнил что-то героическое и пафосное. Яна посапывала на отвоёванном подлокотнике. Влад, откинувшись на спинку дивана, ловил глазами отсветы машинных фар на потолке и думал, как ему жить дальше.
* * *
Наутро хандра немного утихла. Мерзкая дрянь, обвившая шею, за ночь угомонилась и перестала так активно ëрзать. В слегка отпущенном паникой мозгу закопошились смутные мысли о том, что по интернету гуляли истории о счастливцах, которым удавалось снять ошейник Морены. Мысли, конечно, были слишком эфемерными, чтобы походить на мало-мальски приличный план, но всё же грели сердце и обнадëживали.
В муниципальной общеобразовательной школе, куда ходил Влад, связанные с Изнанкой дисциплины не преподавались. Считалось, что практической пользы деткам информация о том, какая иномирная тварь чего боится, не принесёт. Потому что при встрече с тварью детку, скорее всего, схарчат. А значит, тратить невеликий бюджет на профильного преподавателя нужды нет. До высших учебных заведений Влад не добрался. Окончив среднюю школу, он активно зарабатывал бабло. Приютившая их после смерти родителей тëтка к тому времени так крепко выпивала, что денег на что-то, кроме алкоголя, в доме не водилось. Умница Янка в пятнадцать поступила в Академию на полный пансион, а Владик со спокойной совестью свалил из дома и скитался, перебиваясь случайными заработками. Пока не набрёл на общину Судного дня. Эти странные типы принимали всех без разбору, и требование к постояльцам у них было единственное: не прыгать на Изнанку. Влад на ту сторону прыгать не мог. Только бегать через разломы. Поэтому нехитрый ценз успешно прошёл.
Собственно, следующие пять лет пролетели тихо и мирно под боком у юродивых общинников. Янка отучилась, устроилась преподавать и получила квартиру. Отказать в просьбе пожить с ней Влад не смог. Но подвязки в общине у него сохранились.
И одна из этих подвязок могла добыть нужные сейчас позарез знания о взломе ошейника Морены. Цель была намечена, позвонить Стасу и предупредить о своём визите Влад не мог – телефон остался у Хромого. Оставалось наведаться к бывшим соседям лично.
На улице густой стеной валил снег. Морозец моментально вцепился в незащищённый нос и щеки. Зиму Влад не любил, и та отвечала взаимностью. Ботинки были дешёвыми, с тонкой, практически нерифлëной подошвой, поэтому по двору Влад проплыл, как фигуристочка, – скользя, делая красивые пируэты и балансируя на одной ноге. Благо зрителей его па на горизонте не оказалось. Для прогулок время было неурочным – рабочий люд ещё пахал на своих заводах, а детвора морозить жопы не любила, поэтому засела в подъездах и тамбурах торговых центров.
Янкина квартирка так отчаянно ютилась к окраине города, что практически прижималась стеной к вокзалу. Деревня общины располагалась ближе к метро, но Владу до него пилить было прилично. К тому же подземные поезда вечно задерживались и застревали. То нежить под колëса кинется, то труп бродяги найдут в заброшенной ветке. То блуждающий рынок накроют.
Наземные поезда в этом плане казались надëжней.
Толпу малолеток Влад заметил издалека. Они были шумными, наглыми и напрочь лишёнными шапок. Обычные, в общем, малолетки.
Та, кого они зажали, окружив и отрезав пути к отступлению забором, была младше. И в шапке. Домашняя такая девочка лет тринадцати в длинном пуховичке и белоснежных вязаных рукавичках.
Разбитная девица с ядовито-зелёными волосами и пирсингом во всех возможных местах держала мелкую за руку. Задранный рукав пуховика обнажал блестящий бок кандалов. Одарëнная.
Браслеты действуют на некоторых обывателей, как красная тряпка на быка. Служат индикатором, что перед тобой опасный выродок Изнанки, причина того, что простых граждан жрут на улицах собственного города потусторонние твари.
Детвора распалялась. Одарëнная уже откровенно ревела, размазывая по щекам слёзы, испуганно и по-детски отчаянно. Зря. Страх разжигает азарт. Чужие слёзы действуют на толпу будоражаще. Теперь они точно не отстанут, пока не доведут одарëнную до ручки. Или пока им кто-то не помешает.
Влад смотрел на пухлощëкую зарёванную девчонку и видел перед собой совсем другое лицо. Так похожее на его собственное – скуластое, с носом-картошкой и мамиными зелëными глазищами.
Янка никогда не ревела. И не просила о помощи. Молчала, смотрела исподлобья, словно искала у противников слабые места. Терпела тычки и удары. А потом Влад увидел синяки.
Им было почти по двенадцать, когда произошёл Инцидент. Янка как раз начала выдавать первые стихийные выбросы. Тогда по свежей магоненависти ей пришлось очень несладко. Её так же ловили толпой, зажимали, хватали за руки, избивали. Пока об этом не узнал Влад.
Конечно, может показаться, что две двенадцатилетки – это немногим круче, чем одна двенадцатилетка. Но это не так. Один
