ему пришлось вернуться на материк и прожить всю оставшуюся жизнь в плену у вестонского герцога. А его королевство, разоренное походом и бездарным правлением наследного принца, постепенно окунулось в хаос, который мы наблюдаем и по сей день.
Поднявшись из-за стола, я подошел к окну, где примостилась Вайра. По стеклу барабанил дождь. Сквозь мутные потеки еле различались серые силуэты мокрых домов, черепичных крыш и оставшихся без листвы деревьев.
— Автор книги, который описал этот исторический эпизод, называет судьбу короля Роберта Доброго печальной и трагичной, — произнес я, продолжая наблюдать за унылым пейзажем за окном. — Скорее всего, так оно и было… Однако, мне в этой истории не хотелось бы оказаться на месте герцога, сын которого взял в плен короля. Только представь, чего стоило его казне содержание такого пленника.
— Это вы точно подметили, ваше сиятельство, — усмехнулся Ганс. — При короле, как минимум, находилось человек пятьдесят, а то и все сто из его свиты. Эту ораву герцогу пришлось кормить и поить до самой смерти короля. А ведь они — не простые крестьяне. Им охоты, балы и дорогущие вина подавай…
— Вот и я о том же, — вернувшись к столу и опустившись в свое кресло, сказал я. — Средства, которые пошли бы на содержание пленных аталийских аристократов, я предпочитаю потратить на более важные проекты. Кормить и развлекать всяких бездельников я не намерен. Даже если из отпущенных вернется с выкупом хотя бы треть — я все равно буду в плюсе. И никакого урона моей чести дворянина. Это их знамена в качестве трофеев украсят стены моего зала славы. Кстати, с аристократами все ясно, а что там с пленными простолюдинами? Вы с Селиной закончили отбор?
— Да, — кивнул Ганс. — Среди пленных аталийских легионеров лояльных нам и пожелавших остаться мы отобрали около трех сотен человек. По правде сказать, среди них аталийцев-то почти и нет. В основном это рекруты из соседних вольных графств и баронств. Остальных пленных по вашему приказу мы распределили по городам, чтобы они поучаствовали в восстановлении разрушений, учиненных легионами Золотого льва…
Сказав это, Ганс поморщился и замолчал. Он явно собирался еще что-то сказать, но не решился.
— Можешь говорить, — подбодрил я его.
— Знаю, что вы запретили… Но…
— Не тяни, — сказал я. — Говори прямо.
— В общем, представители городских советов предложили продать им этих пленников, — сказал Ганс, пристально глядя мне в глаза. — Предлагают хорошую цену. Но я могу увеличить ее почти в два раза. Это большие деньги и проблема с пленными исчезнет…
— Нет, — категорично сказал я. — Ты прекрасно знаешь, что одним из условий сдачи в плен было мое слово, данное их командирам. Я пообещал им, что сохраню их людям жизнь и не продам их в рабство. Восстановят все, что разрушили, и через три года пусть уходят. Объясни им, что нарушать свое слово я не намерен.
О том, что превращаться в работорговца я не собираюсь, говорить Гансу не стал. Не поймет. В этом мире торговля военнопленными — обычное дело, но подстраиваться под местных в этом вопросе и тем более менять себя я не намерен.
У Ганса Крауза с эмпатией было все в порядке. Я был уверен, что мой сенешаль к разговору о продаже пленных больше не вернется.
— Вас понял, ваше сиятельство, — произнес он.
— Есть вести от Кронера и Лафора?
— По последним донесениям, Кронер сейчас в Ромоне, — ответил Ганс. — У него много работы. Граф де Роллен загорелся идеей создания легиона из местных и всё это повесил на старину Самюэля. А Лафор со своими Отчаянными отправился патрулировать южную границу с Аталией. Другими словами, сбежал подальше от этого самодура Роллена.
— Я думал, что граф отправит его на восток. Усмирять непокорных бергонцев.
— Вы же знаете Лафора, — усмехнулся Ганс. — Он же скользкий, как тот угорь. Мне самому интересно услышать, как ему удалось выскользнуть из рук Роллена.
Я лишь хмыкнул и покачал головой.
— Что-то еще?
— Да, ваше сиятельство, — ответил Ганс и снова потер бровь своим протезом. — Кое-кто напрашивается к вам на аудиенцию.
— Полагаю, этот кое-кто очень важный, раз он действует через моего сенешаля, а не через секретаря?
— Его имя вам, скорее всего, тоже знакомо, — ответил Ганс. — Это Альдрик ван Клаусен.
— Тот самый знаменитый часовых дел мастер и глава торгового дома «Клаусен и сыновья»? — удивился я.
— Именно, — кивнул Ганс. — Вы прекрасно осведомлены, ваше сиятельство.
Еще находясь в Эрувиле, я наводил о них справки. Считается, что эта семья — одна из самых богатейших не только в Бергонии, но и во всем Мэйнленде.
— А через меня он действовал, потому что я с ним знаком лично, — добавил Ганс. — Когда-то очень давно ван Клаусен нанимал Диких для охраны своего каравана.
— И где же он?
— Здесь, в Гондервиле, — ответил Ганс и, лукаво усмехнувшись, добавил: — Он остановился в гостинице «Сова и Кувшин», что в двух кварталах от вашего дома.
— Судя по твоей хитрой физиономии, ты заставил его ждать? — правильно угадав причину веселья Ганса, спросил я.
— Уже семь дней, — охотно кивнул Ганс и мстительно добавил: — Ничего… Ему полезно… Привык пинком все двери открывать. Пусть теперь подождет. У маркграфа де Валье своих дел хватает.
Видя, что я жду более подробных объяснений, Ганс торопливо продолжил.
— Альдрик ван Клаусен, мягко говоря, человек сложный… Я не удивлюсь, если узнаю, что он потомок каких-нибудь дварфов. Уж больно скверный у него характер. Да и прижимист изрядно. Попил он нашей кровушки в тот раз…
— Были проблемы с оплатой?
— Нет, — покачал головой Ганс. — С этим как раз у ван Клаусена никогда проблем не было. У него репутация человека слова. И он ей очень дорожит.
— Тогда я не совсем тебя понимаю.
— Скажу так, — поморщился Ганс, подбирая правильные слова. — Если сунуть ему палец в рот, без руки можно остаться. Перед тем как заключать с ним контракт, надо очень внимательно перечитать все, что в нем написано. В общем, с Альдриком ван Клаусеном всегда нужно держать ухо востро. Иначе не заметите, как за те же деньги он спросит с вас в два раза больше. А начнете
