— Прости, Мигель, не могла отпустить тебя так. С самого утра меня мучают нехорошие предчувствия. Брухо[11] Родриго говорит, что с моря идёт «ветер судьбы», такое не часто бывает: ветер этот дует раз в три года и всегда приносит болезни и смерть. Всё очень скоро изменится: многие умрут, а ты окажешься в беде.
— Брось, со мной всё будет нормально. Но если тебе так будет спокойней, я обещаю быть более осторожным. И… не делай так больше, ладно?
Девушка только отстранилась и отошла к окну, зябко поводя плечами и обхватив себя руками за плечи. Анита снова не смотрела в мою сторону, только согласно покивав в такт каким-то своим мыслям, махнула рукой в сторону двери.
— Иди. Колдун был прав: ты всё поймёшь слишком поздно, чтобы буря прошла стороной. Видно судьбу не обманешь. — Она снова порывисто оглянулась, в глазах стояли слёзы. — Но я всё равно буду молиться, ты дорог мне, Мигелино. Теперь иди, Рауль уже ищет тебя по всему лагерю. Прошу тебя, иди. Мне тяжело смотреть на тебя. — Девушка решительно смахнула слезинки с уголков глаз и выпрямилась, голос стал твёрже хотя нотки отчаянья всё ещё звенели в нём. — Отец не верил в Бога, но всё равно буду просить Всевышнего сберечь тебя в том, что грядёт… Уходи.
Больше девушка не произнесла ни слова, я просто вышел вон, направившись к «штабу», где квартировал Рауль. Намёки на некие мистические силы меня совершенно не занимали. В такой профессии как моя, всегда есть вероятность прохлопать некое западло. Тем более, что холодок опасности постоянно существует где-то на фоне остальных эмоций. Скорее, я уж забеспокоился, что перестал его ощущать, потому как если что подобное и случается, то это означает либо потерю чутья, либо тот факт что ты уже умер, но ещё не понял этого. Так бывает, если схватишь сквозное ранение — боль ещё не пришла, адреналин глушит сообщения вопящих от боли нервных окончаний, а мозг продолжает думать, что ты ещё цел и невредим. И в какой-то момент просто приходит осознание того, что не можешь сделать следующий шаг… А потом, всё встаёт на свои места: боль океанами затапливает сознание, тело живёт своей отдельной жизнью и только мозг отказывается повиноваться инстинкту, который транслирует внутрь вопль окровавленного куска мяса. Силясь изничтожить личность, имея целью превратить разумного, тренированного человека в безмозглую тварь. Воспоминания вызвали укол в районе левой верхней трети бедра. Первая и пока единственная серьёзная отметина, подарок от беглого заключённого, с которым не так давно сводила меня судьба, снова дал о себе знать. Стряхнув нахлынувшие воспоминания, я вытер испарину со лба и ускорил шаг.
Хижина вождя местных партизан, состояла из трёх больших комнат, с дощатым полом устланным плетёными циновками из волокна какого-то особого сорта лиан, отпугивавшего змей и всяких ядовитых гадов. Они источали горьковато-приторный аромат, чем-то напоминающий сандаловую эссенцию. Сам команданте, жил в подвале, откуда, как мне известно, прорыто два подземных хода за пределы лагеря. Рауль, несмотря на свои совершенно паршивые как боевого командира, качества, всегда был очень осторожен и часто благодаря почти звериному чутью на опасность, угрожающую лично ему, выводил отряд из хитрых ловушек федералов. Сам генерал Вера, очень чувствительный на всякие подлянки своих конкурентов из правительства, щедро спонсируемого американцами, очень ценил подобную чуйку и у своих подчинённых. Рауля он поднял из самых низов. Хотя ходили слухи, что наш местный вождь, приходился генералу дальним родственником. Никакого портретного сходства лично я между ними не замечал. Франсиско Вера — видный, плотного телосложения мужик, чем-то неуловимо напоминающий Панчо Вилья,[12] может из-за пышных вислых усов и внимательного, чуть с прищуром взгляда умных, карих глаз. А наш Рауль — обычный, ни чем не примечательный субъект, среднего роста, с зализанными назад сальными чёрными волосами, собранными в недлинную косичку. Постоянно бегающими, водянисто-серыми глазами, на круглом, в крапинках оспин лоснящемся лице. В общем, эти двое ни в чём схожи не были, может только это пресловутое чутьё, вот и всё сходство.
Рауль встретил меня в крайней справа от входа комнате, где у него было нечто вроде канцелярии. Вдоль стен справа и слева, стояли ящики из-под снарядов, в которых теперь хранилась вся документация отряда. Случись что — только подхвати эти короба и в путь. Мобильность была страстью Рауля, к тому же продиктованная необходимостью. Сейчас, команданте сидел за обычным письменным столом на котором не было ни чего, кроме керосинового фонаря и походной планшетки, вроде тех, что носили мы с батей. В комнате пахло старым табачным духом и свежей пороховой гарью. Видимо слухи о безвременно ушедшем при помощи Рауля, начштаба, имели под собой довольно веское основание. Увидев меня, вождь вскинул голову и жестом указал на стул напротив.
— Hola, Мигель! Ты, наверное знаешь, зачем я искал тебя?
— Здравия желаю, команданте. Слышал, но хотелось бы уточнить роль нашей группы.
— Эх, почему у всех гринго, такая холодная кровь? Ты никогда не пьёшь с нами и не поёшь песен… Или сеньор Ленин запретил коммунистам веселиться?
— Товарищ Ленин, команданте, завещал нам другое: учиться, учиться и ещё раз учиться. А кто много учится, тот не тратит время даром и в конечном итоге, весь мир лежит у его ног. Товарищ Ленин это доказал личным примером… Так что вы хотите от нас?
— Ай, Мигель, — «Вождь» только всплеснул волосатыми как у обезьяны руками — Что мне может быть нужно, когда мои идиоты прохлопали поставку и теперь нужно считать каждый патрон!
Тут его наигранная улыбка слетела, обе ладони сжавшись в кулаки, грохнули по столешнице, от чего керосинка подпрыгнула сантиметра на два вверх, а планшетка сдвинулась ближе к моему краю стола.
— Не горячитесь так, команданте. Дело житейское: сегодня они взяли наше, а завтра, или точнее, уже через тридцать часов, мы отыграем и своё и к тому же может быть даже слегка увеличим разрыв в счёте.
— Любишь футбол, камрад?
— Нет, бокс уважаю. Там как-то острее чувствуется результат: каждый удар, это зачётное очко. Футбол таких сильных ощущений не даёт.
— Я запомню твои слова. Пожалуй, я посмотрю пару матчей, может и сам проникнусь, как считаешь?
— Мне трудно судить о вкусах других, команданте. Надеюсь, что вам понравится.
— Хорошо, Мигель. Только возьмите с собой Пако и Симона, парням нужно набираться опыта, а у кого же им учиться, как не у вас.
Вот оно что: Рауль давал нам одного своего племянника, до этого отиравшегося у Алехандро Саламоса — интенданта отряда, на непыльной, хозяйственной должности, но уравновешивал местным парнишкой — Симоном, который прибился к отряду, после того, как федералы сожгли его деревню вместе со всеми жителями. Пацану было тогда лет двенадцать, что по местным меркам читается почти что совершеннолетием. Он сам пришёл к подпольщикам и ему совершенно было плевать на идеологию, кокаин и прочие несущественные для сироты вещи: парень хотел отомстить. Брался за любые поручения и вскоре на его счету, было двое собственноручно убитых полицейских и один, разгромленный благодаря раздобытым Симоном сведениям, конвой с новобранцами следовавший на военную базу в Эльберо. Потом парня вычислили и он оказался тут, у Рауля. А когда мы прибыли обучать местных повстанцев как правильно воевать с федералами, Симон стал одним из первых и самым способным из моих учеников. Парень буквально глотал знания, выспрашивая каждую малость. При этом глаза его приобретали некое выражение, какое увидеть можно только в глазах большой белой акулы, когда она выискивает жертву, кружа на глубине. Но в то же время у меня не было ощущения, что парень растёт маньяком, скорее ненависть к конкретным людям, проецировалась у него на всех, кто носил знаки различия регулярной армии или серую форму полицейских. Лучше всего у парня было со стрелковой подготовкой, хотя АКМ был ему слегка великоват и по началу, оставлял огромные синяки на плече. Но с течением времени, Симон наловчился и сшил нечто вроде кожаной подушечки, которую одевал таким образом, чтобы подкладка из конского волоса смягчала импульс отдачи. Теперь парень скользил по сельве словно тень, не потревожив ни одной лианы или ветки на кусте, а стрелял не промахиваясь. Каждый раз, когда намечалась «острая» акция, первым в рядах добровольцев был этот невысокий, худощавый парень с невыразительным, круглым лицом и стриженными почти наголо чёрными с ранней проседью волосами. Пацан отлично знал местность и мог очень нам пригодиться, видимо Рауль не рискнул как обычно, давая мне свою родню, возможно груз действительно очень важен для отряда.
