Народ между тем продолжал шуметь. Кричали все сразу, каждый хотел задать свой вопрос, поэтому никого не было слышно. Чтобы немного успокоить страсти, Незванов предложил устроить получасовой перерыв. Пусть мужики перекурят, успокоятся, и женщины обсудят между собой свои проблемы.
После перерыва Иван Петрович заметил, что народ в зале расселся по-другому. Присмотревшись, он без особого труда разобрался — начали обозначаться новые коалиции и группировки, сбиваясь вокруг лидеров. Если до перерыва мужики сидели в основном бригадами, а женщины больше придерживались принципа соседства, то теперь многое изменилось. Вот, например, в левой половине зала шепчутся о чем-то «крепкие хозяева», что держат большие теплицы и свинарники. И группировались они вокруг мастера стройцеха Ивана Глаголы, владельца самого большого в поселке свинарника на двадцать голов и огромной теплицы, в которой день и ночь корячилась его тощая жена Слава. До того тощая, что в поселке смеялись — Глагола продает все сало, а Славе ни кусочка не достается. А тот, плюя на насмешки, уже купил в Тернополе магазин и собирался покупать еще один.
Как и предполагал Незванов, перекурив и перетерев новости, народ слегка притих, и собрание дальше пошло спокойнее. Первым захотел высказаться Глагола.
— Вот вы скажите, Иван Петрович, что будет с нашими хозяйствами? — заискивающим тоном спросил он и тут же добавил: — Это не только я интересуюсь, люди просили узнать.
— А что ты собираешься делать? — грубовато ответил Незванов. — На сколько у вас комбикорма хватит?
— До зимы примерно…
— Ну, и на складе еще несколько тонн лежит. Потом все равно свиней резать придется.
— Да я не о том, — смешался Глагола. — Так что, наши поросята тоже пойдут на общество, а нам достанется столько, что и всем?
— А ты сможешь двадцать хрюшек сам слопать? — сделал удивленное лицо Незванов, и зал взорвался хохотом. Глаголу в поселке не любили. В нем удивительным образом сочетались, казалось бы, несовместимые черты. Отличный специалист и неутомимый трудяга, успевавший безупречно исполнять свои обязанности в стройцехе и одновременно держать в полном порядке свое огромное хозяйство, он был в то же время неисправимым подхалимом с начальством и законченным хамом и тираном с подчиненными, за что ему неоднократно били морду. В итоге двое его бывших подчиненных теперь мотали из-за него срок.
Когда у Глаголы проходил забой свиней, он лично одаривал лучшими кусками мяса главное приисковое начальство, не беря с них денег. Пытался он таким образом подкатиться и к Незванову. Однажды, придя вечером домой, Иван Петрович почувствовал сногсшибательный запах жареного мяса.
— Ух, ты! — потирая руки, вошел он на кухню. — Похоже, свежатинка. Откуда?
— Глагола принес прямо в контору, — ответила жена.
— И дорого берет, куркуль?
— Ну что ты так на человека! — насупилась Лена. — Он с меня вообще денег брать не стал.
— И ты согласилась? — взревел Иван Петрович. — Ты хоть спросила, почем он людям мясо продает?
— Нет, — испуганно ответила жена. Она знала, что, когда муж находится в таком состоянии, лучше с ним не спорить.
От жареной вырезки Иван Петрович, конечно, не отказался, но, придя утром на работу, сразу узнал у секретарши Людочки, по какой цене Глагола торгует свининой, и приказал срочно вызвать его. Когда улыбающийся во весь рот Иван появился в кабинете, Незванов протянул ему крупную купюру и сказал:
— Вот, держи за мясо, а то ты вчера с моей жены забыл деньги взять.
— Ну что вы, Иван Петрович! — улыбка на лице Глаголы стала еще шире. — Не надо ничего! Я ведь с уважением…
— Возьми! — тихо повторил Незванов и так посмотрел на Ивана, что у того сразу сползла с лица улыбка.
— У меня сдачи не будет, — пролепетал он испуганно.
— А ты сходи, разменяй, — спокойно сказал Иван Петрович. — И смотри, чтобы сдачу до копейки, я посчитаю…
После этого случая Глагола при виде директора впадал в тихую панику и старался забиться в любую щель или хотя бы стать незаметнее.
А еще Незванов имел основания подозревать, что Глагола состоит на оперативной связи у кого-то из милиции или ФСБ, присматривает за людьми, имеющими доступ к золоту, и потихонечку постукивает. Иван Петрович прекрасно знал, что каждый сезон на прииске работают три-четыре осведомителя, и обычно безошибочно вычислял их. Понимая, что без них не обойтись, Незванов, тем не менее, терпеть их не мог.
И вот теперь Глагола, то ли решив, что власть в поселке зашаталась, то ли испугавшись за свою собственность, распушил перья, чувствуя молчаливую поддержку остальных владельцев хозяйств.
— Нет, конечно! — ответил он директору, переждав смех в зале. — Я, конечно, до последнего поросеночка на общество сдам. Кушайте, дорогие товарищи! Только, извиняюсь, не так, а за деньги. Це ж мое, никто мне не помогал их растить, никто за так комбикорм не давал. Или я неправильно говорю?
Глагола обвел взглядом зал, ища у присутствующих поддержки.
— Согласен, — ответил Незванов. — Вот только денег сейчас в кассе прииска нет, поэтому вместо них получишь справку, что сдал такое-то количество мяса по такой-то цене.
— А какая будет цена? — тут же встрепенулся Иван.
— Не переживай, рыночная, — отмахнулся от него Иван Петрович.
— Так можно ж и по-другому! — хитро улыбнулся Иван. — Можно золотом заплатить, а когда деньги появятся, вы то золото обратно выкупите. Так оно надежней будет. И нам приятнее.
Но тут поднялся со своего места участковый Винокуров.
— А ты понимаешь, — спросил он Глаголу, — что твое предложение пахнет нарушением закона о валютном регулировании, и срок схлопотать за такое можно по самое не могу…
— Кто ж меня посадит? Где теперь та милиция та и тот суд? Но нехай будет так, раз нельзя, так нельзя, — пошел на попятную Иван, не очень-то и рассчитывающий, что его предложение пройдет. — Возьмем мы и справки, только пусть товарищ директор перед обществом пообещает, что по бумажкам тем потом настоящие деньги заплатит!
— Обещаю! — ответил Иван Петрович, которому надоел этот бессмысленный спор. — Торжественно! Надеюсь, на этом у тебя все?
Но Глагола не унимался.
— Ни, не усе! Вот вы ще скажите, а с теплицами нашими шо будет?
— То же самое, — ответил Незванов. — От урожая будете оставлять себе по норме, а остальное сдавать. И хватит об этом, детали обсудим в рабочем порядке.
— Дулю вам усим! — раздался вдруг срывающийся на визг женский голос с одного из задних рядов. Это кричала Слава Глагола, и в ее вопле слышалось отчаяние. — Никому не отдам! Я десять лет жилы рвала, кучу болячек заробыла! Разве мне кто помогал? А теперь голодранци бесштанные придут, а я им свое кровное отдай? За какие-то бумажки? Не будэ этого! Приходьте, я собак спущу, сама зубами грызти буду, нэхай попробуют забрать!
