Подбросив непонятную штуковину в руке, я попытался прикинуть, сколько смог бы за нее выручить на родной планете. Получалось плохо, ибо я сильно сомневаюсь, что наши яйцеголовые вообще смогли бы понять, что видят перед собой что-то не совсем обычное.
Вздохнув, я сунул штуковину в карман и аккуратно спрыгнул с кресла, в очередной раз удивившись новому телу — ему всего три месяца, а оно уже способно на то, о чем я в прошлой жизни не мог и мечтать. Сильное и ловкое, словно я был спортсменом гимнастом мирового уровня, оно вполне было способно без каких-либо тренировок сделать сальто назад с места — я проверял.
Протоссы действительно любимые дети богов.
Ухватив сделанную специально для меня табуретку на колесиках, я покатил ее к здоровенному металлическому шкафу, стоящему в углу гостиной. Забравшись на нее, я приподнялся на цыпочки, чтобы дотянуться до сенсорной панели, и, едва кончики моих пальцев коснулись слабо светящегося синим прямоугольника, как дверцы с легким шорохом разошлись в стороны, явив моему взгляду длинную череду кристаллов, аналогичных тому, что я держал в руке.
Такой вид имела у протоссов библиотека и большую часть ее занимали учебные кристаллы, притащенные для меня опекуном.
Я коснулся пальцем одного из кристаллов — он ничем не отличался от остальных, но каким-то образом я знал, что на нем хранится общая информация об устройстве общества протоссов.
Тоже, кстати о птичках, та еще тема. Протоссы делились на двенадцать племен, каждое из которых принадлежало к одной из трех каст: Тамплиеры — каста воинов, Судьи — управленцы и правители и Кхалаи — все остальные, то есть рабочие, врачи, ученые и те, кто у протоссов вместо инженеров.
Не сказать, чтобы я так уж хорошо был знаком с земной историей, но лично у меня слово «касты» вызывает негативный отклик, ассоциируясь с классовым неравенством и обязательным условием заниматься тем же, чем занимались твои родители.
Ну, что тут сказать… Плевать протоссы хотели на мои представления о кастовой системе. Во-первых, в их обществе существовал постулат, невозможный в моей прошлой жизни: все, что приносит пользу протоссу — почетно и вызывает уважение. Во-вторых, принадлежность к какой-либо касте не означала отсутствие возможности заниматься тем, чем ты действительно хочешь. Одаренный Кхалай мог стать Тамплиером, достойный Тамплиер, доказавший свою силу и преданность своему народу, мог удостоится честь быть принятым в касту Судей. Или наоборот — Судья мог заниматься наукой или отправиться на передовую. Все, что угодно, лишь бы это приносило пользу.
Я вздохнул. Несмотря на все мои попытки понять их, протоссы оставались для меня чужими непонятными инопланетянами. Может быть, мне бы помогло живое общение с представителями моего нового народа, но мой опекун запретил мне выходить на улицу до тех пор, пока «не станешь походить на протосса хотя бы издалека».
Я раздраженно запихнул кристалл с информацией о Зел-Нага в паз и захлопнул дверь.
Какого черта я должен сидеть взаперти?! Зачем я, спрашивается, выворачивал наизнанку свою душу перед Тассадаром — чтобы поменять одну темницу на другую, поуютнее?
Я глубоко вздохнул, пытаясь успокоится, и, спрыгнув на пол, покатил табуретку к окну. Устроившись на подоконнике, я бездумно уставился в окно, рассматривая царапающую взгляд своей необычностью здание напротив — протоссы любили острые шпили и плавные линии.
Я сижу в этой квартире уже два месяца, ежедневно впихивая в себе огромные массивы данных о своем новом народе. Хорошо еще, что мозги прекрасно с этим справлялись — протоссы и тут умудрялись перещеголять человечество. А ведь я хочу совсем другого… хотя и сам не знаю, чего именно.
Впрочем, нет, я вру. Я прекрасно знаю, чего хочу: я хочу обратно свою жизнь, хочу обратно свое беззаботное детство, игры с друзьями, своих родителей и уютный маленький мирок, в котором я жил до того, как заболел.
Наверно, я бы еще долго жалел себя, прислонившись лбом к холодному стеклу и рассеяно скользя взглядом по плавным линиям здания напротив, если бы не услышал тихий шелест открываемой входной двери.
Вздрогнув, я скатился с подоконника и бросился в соседнюю комнату, где мгновенно склонил голову в вежливом приветствии старшего — младшим.
«А теперь — самое трудное, Сашка…»
Зажмурив глаза, я потянулся к искалеченному дару, пытаясь сделать то, что для любого протосса было естественнее дыхания, — установить мысленную связь.
Тогда, в крохотной белой тюрьме с мягкими стенами, все-таки произошло то, чего так боялся Тассадар — мой дар был поврежден. Но мудрый инопланетянин ошибся в другом — я сам был в этом виноват.
Вы когда-нибудь пробовали остановить локомотив голыми руками? Нет? Вот и не надо. В лучшем случае он просто потащит вас за собой, даже не замечая лишнего груза.
Еще более глупой идеей будет привязывать себя к столбу сотней прочных стальных цепей, а затем повторить попытку — в этом случае поезд просто оторвет вам руки. Опять же, даже этого не заметив.
Что-то подобное и произошло, когда я попытался удержать Тассадара в своем сознании — он потянул меня за собой, вынуждая покинуть тело. Но, так как покинуть я его не мог… он оторвал мне руки. Фигурально выражаясь, естественно.
По словам доверенного целителя, мой дар никуда не делся — просто нарушена связь между ним и мной. Со временем он даже должен восстановиться — сам собой, как заживает порез на руке… а пока любое псионическое воздействие для меня — сродни пытки.
Вот краткий рецепт, если вы хотите понять ощущения от использования искалеченного дара: возьмите молоток, сломайте им пальцы на руке, а затем возьмите карандаш и попытайтесь написать «Съешь еще этих мягких французских булок».
Стоявший напротив молчал, терпеливо дожидаясь, когда я, наконец, его поприветствую.
Сквозь выступивший на лбу пот и липкую темноту, подкатившую к сознанию, я потянулся к своему опекуну и, почувствовав, что контакт установился, обессилено просипел:
— Эн Таро Адун, Тассадар.
— Эн Таро, Алесаддар, — мягко ответил он.
Тут же разорвав связь, я обессилено опустился на пол, даже не пытаясь скрыть дрожащие руки.
Тассадар присел рядом.
— Живодер вы, товарищ Вектор[1], - пробормотал я по-русски, прекрасно зная, что он сможет меня понять. — Знаешь же, как мне это непросто…
— Ну что поделать, Саня, — прозвучал в моей голове его сочувствующий голос. — Твой дар должен работать, чтобы ускорить восстановление. Ты и сам все это знаешь… Тем более… забыл, что вне моей квартиры ты беспомощен?
