Ого… Лёгкий ветерок тронул стебли – вокруг. Но в самом пятне – ничто не шелохнулось. Тонкие травинки торчали, как проволока.
Отец наклонился, поднял камешек, бросил в сторону зелёной прогалины. И жесткие стебли сомкнулись – будто проглотили камешек. А спустя мгновение распрямились, недовольно подрагивая: точь-в-точь – жадные зелёные щупальца.
Я зябко дёрнул плечами – словно ощутил, как эти тонкие стебельки протыкают мою куртку, вонзаются в тело…
– Кроме аномалий, есть ещё и мутанты, – сухо сказал отец. – Ты всегда должен об этом помнить, Глеб.
Он отвернулся, только я успел заметить, как резко пролегли морщины у его глаз. Те самые, что появились около года назад.
Когда не стало мамы…
Мутанты. Целая стая псевдоволков ворвалась в Колядинск средь бела дня. Всё произошло так быстро…
– Прости, – выдавил я, будто чувствуя вину за то, что случилось год назад.
– Идём, – тихо сказал отец.
Мы аккуратно обогнули участок изменённой травы. Прошли десяток шагов по разбитому асфальту и оказались у входа в гаражный кооператив.
Странно. Прошлый раз решётчатые ворота ещё были на месте и казались совсем целыми. А теперь, месяц спустя, неузнаваемые, проржавелые почти в труху, они валялись на земле.
Отец оцепенел, всматриваясь в колыхание огромных репейников по ту сторону. Во внутреннем дворе не растёт ничего иного. Только эти разлапистые, пыльные джунгли почти в мой рост.
Когда увидел их впервые – было стрёмно. Но отец говорит, что лопухи редко мутируют. Едва ли не самая безопасная трава. А ещё они быстро засыхают в местах аномалий…
– Сегодня пойдём прямо, – решил отец.
Выждал секунду и перешагнул через остатки ворот. Двинулся, мягко раздвигая толстые стебли…
Я держался метрах в пяти за ним. Лопухи, как живые, цеплялись за куртку, впивались в штаны крупными репьями… Я знал, что они безвредные, и все равно вздохнул с облегчением, когда наконец вслед за отцом вырвался на открытое место.
Мы повернули вдоль гаражей. Тут я ещё не бывал. Оказывается, часть дверей открыта нараспашку. Но отец возле них не задерживался, а я лишь боязливо вертел головой, пытаясь разглядеть внутри хоть что-то интересное.
Два гаража были пустые, в одном – коричневая от ржавчины «Лада». Зато в четвёртом…
Я притормозил. Облизал пересохшие губы.
– Глеб! – долетел голос отца. Он был уже далеко впереди.
– Сейчас! – выдавил я. Но так и не сдвинулся с места.
До сих пор переминался, заглядывая внутрь. А всего в трёх шагах от меня – как сказка наяву – сверкал никелем и хромировкой новенький скутер. Совсем как у Мишки Копотя!
«Хо-Лин-503» с усиленной подвеской и электродвижком в одиннадцать «лошадей».
Чудо, реальное чудо, прислонённое к облупившейся стене!
– Хватит там маячить, Глеб!
– Да иду я, иду!
Вот только полюбуюсь ещё немного… Разумеется, я помню – нельзя лезть в гаражи. Мало ли какая дрянь может прятаться в сумраке…
Но здесь светло. Очень светло… Пусковой ключ торчит из замка. Ярко блестит «взлетающий аист» – фирменная эмблема на рулевой колонке!
И я делаю шаг внутрь.
Осторожно касаюсь хромированной поверхности. Та приятно холодит ладонь…
– Папа… – негромко зову я.
Он должен меня понять. Ведь не каждый день так везёт!
Рядом на полу – бесформенные, съеденные ржавчиной железяки. А скутер выглядит, словно только что из магазина! Будто и не простоял четыре года в Зоне…
Я мягко берусь за руль. Разумеется, аккумуляторы давно сели. Но я готов катить эту «птичку» до самого периметра… а хоть и прямо к дому! Я знаю, она – такая лёгкая!
Хм-м… Что за хрень? Руль свободно поворачивается, но я не могу стронуть скутер. Будто что-то удерживает его на месте…
Внимательно осматриваю колёса. Всё в порядке! Подставка, боковой упор – в вертикальном положении. Ничто не должно мешать!
Я упираюсь изо всех сил, только чёртов «Хо-Лин» не сдвигается даже на сантиметр!
Тогда я заглядываю в щель между стеной и скутером.
Целую секунду со страхом и отвращением смотрю на толстую белую паутину, протянувшуюся из тёмного угла к двигателю и подвеске заднего колеса.
Так несправедливо!
Так до жути обидно, что на миг я забываю всё, чему учил меня отец. Выхватываю охотничий нож и пытаюсь разрезать плотные белые нити. Со злостью кромсаю их отточенным лезвием из хорошей стали.
В результате нож всё больше запутывается в «паутине».
А нити срастаются у меня на глазах! И вдруг охватывают мою руку.
Я дергаюсь, отчаянно пытаясь вырваться.
Но меня не отпускает. Плотным коконом оплетает руку. Я чувствую, как кисть начинает неметь – будто вместе с «паутиной» холод поднимается вверх, к плечу…
Наверное, надо звать на помощь.
Но я не могу. Мне стыдно, невыносимо стыдно перед отцом…
«Так глупо!»
А нити понемногу сокращаются, затягивая меня в тёмный угол между стеной и железным шкафчиком. Там – что-то серое, скрюченное… Кажется, человеческие останки.
Разлепляю губы, пытаясь крикнуть. Но вместо этого из груди вырывается сиплый шёпот.
Чернота перед глазами… Голова кружится. Я ещё упираюсь подошвами, но странная слабость разливается по телу. Единственное, что выходит, – нащупать свободной рукой самодельную зажигалку в левом кармане куртки.
За миг до того, как потерять сознание, я щелкаю неподатливым колёсиком. Длинный язык пламени вырывается из латунного цилиндра – прямо в сторону оплетающей меня «паутины».
Шипение, свист…
Съёживающиеся нити.
Острая боль в руке.
От неё в голове проясняется. Я вдруг чувствую, что хватка «паутины» слабеет.
Бешено, из последних сил, дергаюсь к выходу. И, освободившись, падаю прямо к ногам отца.
Он помогает мне подняться. Выталкивает из гаража и внимательно осматривает:
– Цел?
Бестолково киваю, что-то бормочу. Я жду чего угодно – ругани, затрещин. И пусть он никогда не тронул меня пальцем – в эту минуту ясно, что иного я не заслужил…
Стою, потупившись.
Отец тяжело вздыхает. И ничего не говорит. Не упрекает меня ни единым словом.
Отворачивается и смотрит в гараж – туда, где вокруг сиденья скутера беспокойными отростками шевелится «паутина».
– Зажигалка – это правильно. А всё остальное – нет.
– Я не думал…
– Я тоже хорош, – хмурится отец и глухо добавляет: – Завтра же везу тебя к тётке в Вологду.
