— Нехорошо ты с нами поступаешь, — обронил Кащей, бросив колючий взгляд на Котиля.
— Откуда вы взялись?
— С того света явились! — вызверился Заноза. — Ты ж сказал тому идиоту… — он умолк, бросил подозрительный до тошноты взгляд на сновавших у развалин людей и, понизив голос, продолжил: — сказал нас расстрелять! А за что?
— А мы без тебя никуда, — решил Кащей, глядя в облака, собиравшиеся на востоке. Котиль услышал из его рта запах алкоголя и увидел, что Заноза, обнажив в недовольном оскале покрытые коричневым налётом зубы, слегка пошатывается.
— На кой вы мне сдались? — недовольно, но с сомнением в голосе пробормотал Котиль, открывая дверцу машины.
— Пригодимся, командир! — убедительно забубнил Кащей, вцепившись в дверцу. — Я ж вижу, тебе что-то надо, а мы поможем! Подумай сам! Ну, развлечёмся по ходу, найдём что-нибудь…
Люди сторонились их. Из-за дымивших завалов выехала «Скорая», время от времени оглашая окрестности сиреной. За «Скорой», объезжая обломки, покачивался военный «Урал». Одна из женщин, которая обрывками одежды и еще какими-то тряпками заматывала раны искусанного крысами парня, бросилась навстречу этому кортежу. По пути она так размахивала руками, словно «Скорая» направлялась в другую сторону и надежды на помощь не оставалось никакой.
— Ушиваться надо отсюда! — с остекленевшими глазами прорычал Кащей. — И быстро…
— Садитесь, — всё ещё сомневаясь, бросил Котиль.
— Не вопрос, командир! — обрадовался Кащей, сверкнул глазами и стал неуклюже забираться на заднее сиденье.
Научно-исследовательский институт, находившийся на окраине города, почти не получил повреждений. Пара трещин змеилась по центру фасада, начинаясь на уровне третьего этажа и заканчиваясь чуть выше пятого. У проходной стоял охранник в защитной форме, и, позёвывая, словно он обитал в ином мире и трагедия, постигшая город, его не касалась, поглядывал по сторонам.
— Мне сюда, — словно обращаясь к самому себе, проговорил Котиль, рассматривая забор.
— А что там? — заинтересованно спросил Кащей, во все глаза таращась на здание института.
— Там много чего. Но меня сюда не пустят. А если и пустят, то уже не выпустят. Поможете мне.
— Да ты ж супермен! — взревел Кащей и грязной рукой утёр под носом. — Пустят, не пустят… Кто сейчас кого спрашивает? Погляди вокруг! Конец света! Анархия — мать порядка!
— Никакой анархии. Пойдёте на проходную и скажете, что мы к Андрею Михайловичу. Если не будут пускать — требуйте. Устройте скандал, отвлеките внимание. А я зайду с другой стороны. Да автомат спрячьте! Пусть Заноза под ватник засунет.
— Хорошо, командир. Но только ты нас не обмани. Встретимся внутри.
Они выбрались из машины, а Котиль поехал дальше, свернув за угол ограждения. Охранник подозрительно глядел на двоих красавцев в нелепых одеждах, стоявших посреди улицы и не знавших толком, что они здесь забыли. Из дверей проходной выглянул второй охранник, что-то буркнул и тоже уставился на них.
— Э-э, да там целый батальон, — предположил Кащей. — Через проходную мы не пойдем, нашёл дураков — подставляться почём зря. Обойдём с другой стороны.
— Да зачем это надо, Кащей? — вызверился Заноза.
— Да не ори ты! Чувствую я, разживёмся здесь. Ты посмотри, какое всё… Обстановочка, шуры-муры… Пошарим, почистим всё, что есть, до нитки — и ноги! А этот, серый, прикроет нас, если что. Ты ж видел, что он вытворяет! Пошли!
Тем временем Котиль остановил машину у забора, в безлюдном месте, съехав с дороги. Асфальт, который во многих местах уже пробили слабые стебельки травы, тянувшейся к солнцу, здесь заканчивался, и начиналась тайга. Места в этом тупике жизни были нетронутыми, ели стояли в обрамлении густо разросшегося можжевельника. Котиль, чувствуя очередное раздвоение натуры, подумал, что для него-то эта природа, которую он любил и защищал, не жалея сил и здоровья, теперь представляет смертельную опасность. Прогуляйся он среди лесов, вдали от буровой, вдали от пепла и гари пожарищ, и конец будет ему точно. Он задохнётся в кислороде, ослабеет в короткое время, его скрутит в три погибели, вырвет серым желудочным соком, сведёт судорогами мышцы. Лишь огонь, благодатный всепожирающий огонь, охвативший вековые деревья, превращающий их в пепел, в прах всю эту инородную теперь для него жизнь, был бы спасением. Как здорово, как славно горит тайга! Сколько чёрного, густого дыма, насыщающего атмосферу основой для новой жизни, даст каждый гектар этих необъятных просторов! Сколько животных, не успевших спастись, окружённых со всех сторон стеной безжалостного огня, зажарится до углей — пища для тех, кто придёт им на смену!
Подойдя к забору, Котиль уцепился за край, подтянулся и уселся верхом. Сразу за ограждением стояли сооружения, крытые рубероидом — то ли склады, то ли гаражи, и не было видно ни души. Котиль спрыгнул и пошёл по заросшей травой полоске между забором и кирпичной стеной построек. Пробравшись по узкому проходу между секциями, он увидел у корпуса института кусты роз и осторожно выглянул.
На улочке между цветочными клумбами и хозпостройками не было никого. Котиль осмотрел здание, высматривая брешь в этой обороне, через которую он мог бы проникнуть внутрь. Он не знал, где искать Вику, но не сомневался, что рано или поздно найдет. Он пробовал обращаться к своему чутью, углублялся в себя, насколько позволяла обстановка, но не чувствовал пока ничего.
На втором этаже неподалеку он увидел приоткрытое окно. На первом тоже было немало растворённых окон, но все они были зарешечены. Котилю не составляло труда вырвать решетку, но он хотел проникнуть внутрь без лишнего шума.
Он двинулся к зданию и увидел вышедших из-за угла двоих охранников в камуфляжной форме, один из которых вёл на поводке добермана. Он удивился, ведь раньше собак здесь не встречал. Учуяв постороннего, доберман глухо зарычал и рванулся, поднявшись на дыбы и скаля зубы.
— Это он, — воскликнул один из охранников, и рука его потянулась к кобуре. — Спускай собаку!
Доберман полетел, как камень из мощной катапульты.
Котиль стоял неподвижно, вполоборота, и ждал. Лицо его застыло, глаза, казалось, потемнели от гнева, упрямства добиваться своего во что бы то ни стало, и ещё от чего-то невыразимого. Доберман прыгнул, взвившись в воздух за несколько метров от него, прекрасный в отчаянном броске, в напряжении мускулистого, поджарого тела. Пасть его растворилась, обнажая огромные клыки, глаза жутко сверкнули. Котиль уклонился, в доли мгновения сдвинувшись на полметра, и ладонью ударил собаку по шее. Доберман отлетел в сторону, словно в него попало пушечное ядро, перевернулся, сминая розовые кусты, но через мгновение, глухо зарычав, снова бросился в атаку. Котиль ударил его кулаком по голове, но доберман успел клыком оцарапать ему руку, и на кисти появилась серая кровь. Пес, получив серьезный отпор, поубавил пыл. Он застыл на мгновение в нескольких шагах от врага, злоба клокотала у него в глотке, глаза горели. Наученный людьми честно выполнять свой долг, не умеющий притворяться, он снова кинулся в атаку. Котиль ловко обеими руками вцепился ему в шею, перевернул тело собаки и грохнул им об асфальт. После глухого удара пес заскулил, как щенок, но отвага оставила его ненадолго, и он снова зарычал, намереваясь идти до конца. Котиль перехватил руку, вцепившись ему в загривок, другой рукой схватил за хвост и легко воздел тело собаки над головой. Все это он проделал в доли секунды, упиваясь своей силой и уверенностью. Глухо выдохнув воздух, он резко опустил тело добермана на выставленное колено. Позвоночник, хрустнув как сухая ветка, сломался. Котиль отшвырнул тело и, резко повернув голову, злобно взглянул на охранников.
