На стопятьсотмиллионном круге в двери лязгнул ключ, и конвоир зычным голосом оповестил:
– На выход.
К стене лицом не заставлял повернуться. Наоборот, увидел, что Брехт босиком, хлопнул себя по лбу и унёсся за поворот. И опять Иван Яковлевич уже совсем было решился в бега податься, но из-за жены и детей снова передумал. Боец вернулся с парой стоптанных сапог и серыми портянками. Иван Яковлевич зашёл назад в камеру, без скамейки надеть сапоги с больной ногой тот ещё квест, попробовал, чуть не упал и мотнул головой солдатику, мол, можно. Ну, и он махнул. Да, это не застенки НКВД. Почти жить можно. Дошли до конца коридора. Сапоги были на пару размеров больше. А ведь Брехт метр семьдесят пять ростом и у него сорок второй размер ноги. Бывший хозяин вообще великаном был. Блин, какая ерунда в голову лезет.
Открылась дверь, и они оказались с конвоиром на лесенке, двадцать ступенек, и, толкнув уже деревянную, хоть и толстую дверь, Брехт прикрыл лицо рукой. После сумрака замка Иф солнце прямо резануло в глаза.
Событие шестьдесят второе
Девочка приходит из школы с фингалом. Отец:
– Что случилось?
– Да, напали телефон хотели отобрать.
– Ты их опознать сможешь?
– А чё я-то? Пускай их родственники опознают.
– Ты что опять устроил? – прямо грозно рыкнул на Брехта Блюхер, когда его провели в кабинет командарма. Самого рычащего видно с трудом. Всё в дыму, а так как один командарм, то сам столько надымил. Одну Герцеговину от другой прикуривал? Нервничает.
– Ничего я не делал, товарищ командарм, сижу спокойно в тюрьме, никого не трогаю, – попытался отшутиться Иван Яковлевич, даже улыбнулся лучезарно.
Нет, не вышло. Пуще прежнего старуха лютует. А, это не отсюда. Василий Константинович шлёпнул по столу ладошкой. Пухленькой. А спортом надо заниматься, а не водку пить под холодец. И тут Блюхер обратил внимание на наряд непрезентабельный на товарище комбате.
– Это что? – тыкнул пальцев в грудь.
– Форма бойца красной армии товарищ …
– Прекрати, – махнул рукой командарм, – Кто тебя в это вырядил? – и на сапоги растоптанные тоже взгляд бросил. Хмыкнул.
– Хотелось бы ответить, что не могу знать, но мысль одна есть, – пожал Брехт плечами.
– Мысль. Мыслитель. Кто тебе в башку твою деревянную вбил мысль, мать её, что ты можешь Японии войну эту твою гибридную объявлять. Трилиссер сейчас звонил, спрашивает, куда ты исчез. Нужен ты им там, видите ли.
– Меер Абрамович? И он арестовать хочет?
– Никто тебя не арестовывал. Ну, посидел в прохладной гостинице, чтобы остыл чуток. На пользу. Переодеть тебя надо. Позоришь светлый облик красного командира.
– А часы с пистолетом отдадите? – Фаберже ещё и в воде побывали, лучше бы быстрее к мастеру отнести. Жалко, не столько из-за стоимости, хоть и стоят дай боже. Просто это раритет. Достояние респуплики.
– Зачем тебе в камере часы и пистолет. Не шутка, – увидев, что Брехт улыбнулся, снова прихлопнул ладонью командарм. И не больно ему? А, да, ладошка пухленькая.
– Назад отправите?
– Конечно. Только вот поговоришь по телефону и отправлю. Как ты в это-то влип. Там, в Москве, война идёт между Тухачевским и Ворошиловым. А ты, ладно с Японией в войну влез, так ещё и там явно не ту сторону занял. – Блюхер встал из-за стола выглянул в коридор и, убедившись, что там никого, прошептал. – Пословицу про холопов и их чубы слышал. Вот у тебя первым и затрещит чуб-то. Что ты наговорил этим из противовоздушной обороны?
– Он меня спрашивал про зенитный пулемёт Браунинга, что зимой получили. Я рассказал, что сбил ими пять самолётов противника. В смысле – спаркой.
– Ссука! Ты! Не оглядывайся. Когда это Япония противником стала?! Это ты лично Хирохито войну объявил?! СССР ничего такого не делал! Гусь! – Блюхер достал сталинскую Герцеговину из коробки и, смяв мундштук, прикурил, ломая спички. – Тухачевский звонил. Хочет с тобой поговорить по телефону. Этот еврейчик ему вчера, оказывается, звонил и про тебя рассказал. Вот наполеончик и решил лично с тобой пообщаться. Про зенитку твою, наверное. Одного вы поля ягоды. Всё бы в игрушки стреляющие играть, в детстве не наигрались. Ну, он хоть заместитель министра, ему это по должности положено. А ты? Эх. Смотри, Иван, лишнего не болтай. Повторяю, он хоть мне и друг, но ты поставил не на ту строну. Воевать с Японией можно. А вот с Ворошиловым не советую.
– А что лишнее? – вычленил ключевое слово Иван Яковлевич. Тухачевский, и это Брехт знал намного лучше Блюхера, не та карта на которую нужно ставить. Как впрочем и сам Блюхер. Из всего руководство армией вообще один Мерецков через три года живым будет.
– Не знаю! Мать твою, заварил кашу! Сейчас, чтобы не сделал я и ты – всё плохо. Цугцва́нг в шахматах называется. Принуждение к ходу переводится с немецкого. Ах, да кому говорю, ты же немец. Выведем твой взвод оттуда, а японцы опять захватят кусок нашей территории, спросят меня из Реввоенсовета: «Зачем вывел? Зачем отдал врагу родную землю, уж не предатель ли ты, гражданин Блюхер»? А не выведем, тогда они пожалуются через своего посла. А может уже пожаловались? Литвинов ещё та проститутка со своей женой англичанкой. Потребуют наказать людей причастных к разжиганию конфликта. И что говорить на самый верх, что это у нас немец один решил тут немного повоевать с Японией, несмотря на прямой приказ из Москвы не поддаваться на провокации. А ведь я тебя Иван за умного держал. Вон в батальоне какой порядок.
– А люди?
– Что люди?
– Тридцать человек положили полк и потопили семь судов, сбили пять самолётов и напугали самураев до усрачки. Плохо людей готовил?
Не дали договорить пронзительно зазвенел чёрный монстрообразный телефон.
– Да, – Блюхер выслушал и поморщился. – Секретарь Тухачевского. Сейчас будешь говорить с заместителем Народного Комиссара Обороны СССР, – Василий Константинович протянул взмокшую сразу трубку, – Вань, постарайся односложно отвечать. Да. Нет. Так точно.
– Есть отвечать «Так точно».
– Жизнь на кону. Собирись, – махнул рукой командарм.
Глава 25
Событие шестьдесят третье
Муж – жене:
– Кажется, я заболел…
Жена:
– Выпей отравы, тварь…
Муж:
– !!!!!!??????
Жена:
– Прости, прости, милый, оговорилась! Выпей отвары трав!
Блюхер никуда не ушёл, и пришлось разговаривать с Тухачевским при командарме. Собеседника вживую Иван Яковлевич никогда не видел. Только на фотографиях. А нет, ещё на открытках. В детстве как-то в киоске отец купил набор открыток: «Герои гражданской войны». Там был и Блюхер, и Якир, и Егоров, и Тухачевский. Остальных Брехт не сильно запомнил, Будённый должен был быть, но вот не запомнился. Отложились именно эти в памяти. Потому что были репрессированы. Надпись в конце текста на обратной стороне открыток: «Годы жизни …. - 1937 год. Реабилитирован в 1956 году».
А ещё как-то попалась в интернете статья про Тухачевского, вернее про неудачную польскую компанию. Михаил Николаевич там в поражении был виноват скорее косвенно. Пошёл на поводу у стратегов в правительстве. Дело было так. Наступали и войска Юго-Западного фронта (ЮЗФ), где членом РВС был товарищ И. В. Сталин, а командовал Егоров, и Западный фронт, которым командовал Тухачевский. Уже выбили оккупантов с Украины и Белоруссии, и тут в Москве получают ноту министра иностранных дел Великобритании лорда Керзона от 11 июля 1920 года с предложением о перемирии на линии Гродно – Брест-Литовск – Рава Русская, то есть, по этнографической границе Польши, определённой Парижской мирной конференцией 1919 года. Ленин расценивает её как попытку «вырвать из рук победу» и требует «бешеного ускорения наступления на Польшу». 22 июля министр иностранных дел Польши Сапега тоже направил радиограмму Советскому правительству с предложением немедленного перемирия. Как же, была прихвостнем гадящей англичанки Польша, ею и осталась. Однако успешное наступление фронтов породило в ЦК РКП(б) ожидания полного разгрома Польши. Там ведь войск не осталось. А у нас один Будённый с его Первой Конной чего стоит. Главком Сергей Сергеевич Каменев ставит перед Западным фронтом и лично перед Тухачевским задачу овладеть Варшавой не позднее 12 августа. Это не тот Каменев, который политическая проститутка. Того зовут Лев Борисович Розенфельд. Это – бывший полковник генерального штаба Российской империи. Когда через несколько месяцев введут звания, то его сделают командармом первого ранга, а пятерых людей, что служили под его началом сделают маршалами. Да, и ладно, не о том речь. К Польше нужно вернуться. В это же время по просьбе РВС Юго-Западного фронта директива Главкома переносит его главный удар с Брест-Литовского на Львовское направление, то есть фронты должны были наступать по расходящимся направлениям. Понятно, чем закончилось. 14 августа Главком С. С. Каменев требует повернуть войска немедленно. РВС ЮЗФ (ну, там где Сталин) отвечает, что они уже втянуты в бои подо Львовом и повернуть их на север низя никак. В своих мемуарах будущий маршал Будённый позднее укажет, что на самом деле 1-я Конная в это время только выдвигалась ко Львову и завязывала бои с отступающими арьергардами противника. Погнались за отступающими белополяками и профукали настоящую победу. Приказу повернуть на север 1-я Конная подчинилась только 21 августа, а 12-я армия его не выполнила вообще. К этому времени Пилсудский, начавший наступление 16 августа против левого фланга ЗФ и встык ЗФ, и ЮЗФ, уже выходил на оперативный простор и начинал гнать большевиков в хвост и в гриву. 17 августа командующий Западным фронтом Михаил Николаевич Тухачевский приказал своим северным армиям начать отход, однако, отступление приняло беспорядочный характер. Точнее, просто драпали. И к тому же и драпать-то не успевали. Часть войск ЗФ оказалась окружена и попала в плен или была интернирована в Восточной Пруссии. Западный фронт потерпел серьёзное поражение и к октябрю отошёл к Минску. 12 октября 1920 года вступило в силу советско-польское перемирие, а в марте 1921 года был заключён мир, по которому за Польшей остались Западные области Украины и Белоруссии. Присутствие РККА на приграничных территориях, в том числе, в Минске, ограничивалось.
