политическим, военным и территориальным противовесом друг другу на ближайшие полвека, как минимум. Точнее, на карте мира должны были появиться: Прусское королевство, за коим закреплялись территории, входившие в его состав на момент 1807 года, и Федеративная Республика Германия, в которую обязаны были влиться все прочие земли, не должной продолжить свое существование империи. За исключением, конечно, части тех территорий, что планировалось ввести в состав воссоздаваемого Царства Польского.
Вот только к огорчению раздухарившихся на фоне подобных новостей поляков, их независимое государство получалось куда как меньших размеров, нежели они рассчитывали. Более того, оно оказывалось полностью зажатым между Пруссией и Россией, без всякого выхода к морю, а также без прямой связи с какой-либо иной страной. Что, естественно, было запланировано специально. Во избежание, так сказать, появления у третьих стран возможностей организации прямых каналов подпитки откровенно имперских амбиций ряда местных национальных деятелей. Полноценное возрождение Шакала Европы уж точно не стояло в планах императора России. А в будущем властители, что Пруссии, что России, уж точно не позволили бы таковому гонористому соседу вновь стать действительно сильным государством. Исключительно в целях самосохранения!
И все это, естественно, совершенно не устраивало Великобританию, которая лишалась сильнейшего рычага давления на Францию и Россию в лице единой Германии. Более того, их представители в переговорной группе едва ли не начали писать кипятком, прознав о том, что все корабли Флота Открытого Моря, под личные гарантии российского императора об их сохранении за немецким народом, убыли в Рижский залив, где под охраной Балтийского флота должны были дожидаться подписания окончательного мирного договора. И лишь после был возможен их раздел между двумя новообразованными германскими государствами с последующей передачей странам-победителям в качестве части репарационных выплат.
Если бы в тот момент британцы могли ввести свой флот на Балтику, дабы предотвратить переход немецких кораблей в российские воды, то, несомненно, кинули бы туда все свои силы. Но десятки тысяч якорных мин являлись слишком серьезной преградой даже для самого могущественного флота мира, что совершенно неожиданно для всех перестал быть таковым. Причиной же метаморфозы стало присоединение к восьми дредноутам Балтийского флота двадцати шести линкоров и линейных крейсеров Кайзерлихмарине, включая два суперлинкора типа «Байерн» и два новейших линейных крейсера типа «Макензен», которые только-только были приняты в строй.
В этот момент у очень многих начали активно работать шестеренки в головах и вырисовываться несколько иные картины раздела мира, нежели ими предполагались прежде. Ведь мало того, что в столь животрепещущем вопросе было совершенно проигнорировано мнение Лондона, так вдобавок объединенный линейный русско-германский флот сравнялся по своей силе с Гранд Флитом! Что, учитывая очень странную заботу императора России о благополучии прусской королевской династии, намекало на очень толстые обстоятельства.
Слова о последующем разделе флота, конечно, были произнесены. Произнесены на самом высоком уровне! Но, как ни посмотри, то были лишь слова, не подтвержденные ни одним официальным документом! Тогда как собранные вместе в Рижском заливе сильнейшие в мире корабли со всеми их орудиями, снарядами и опытными экипажами являли собой реальную угрозу, переть против которой, выглядело смерти подобно. И уж конечно, это был еще один рычаг давления, как на союзников, так и на противников, что оказался выхвачен из рук британцев прямо у них под носом.
Но если представители Туманного Альбиона негодовали, то с облегчением выдохнувшие после подписания перемирия французы, лишь потирали руки втихаря. Ведь Парижу, наоборот, было очень выгодно расчленение их главного соперника в Западной Европе и недопущение значительного усиления Королевского флота, который и так крыл французский, как бык овцу. А ведь впереди еще ждало своего часа перераспределение немецких колоний, отстаивание своих прав в котором без сильного флота выглядело делом совершенно гиблым. Объединившись же с русскими в решении этого вопроса, виделось вполне возможным серьезно урезать осетра англичан. России данные колонии были, ни к селу, ни к городу, за исключением ряда небольших островов, где прежде были угольные станции ее флота. Ей более чем хватало собственных необжитых территорий, которых набиралось аж на три десятка Франций, чтобы лезть еще и вглубь Африки. Зато, на совершенно законных основаниях затребовав себе часть германских колоний, они могли впоследствии уступить их Парижу в обмен на что-либо значимое. Главным было заранее обсудить в очень тесном кругу этот вопрос и найти точки соприкосновения. Говоря иными словами, наступало время грандиозных закулисных игр в рядах союзников, хотя окончательной капитуляции Германия все еще не подписала. Да и не было ясно, кто именно с немецкой стороны отныне должен был ее подписывать, учитывая тот факт, что с каждым днем процесс разобщения двух Германий набирал все большие обороты и единого правительственного, как и армейского, центра более не существовало. Зато немедленных поставок продовольствия, да побольше, побольше, начали требовать все, кому не лень. При этом вовсе не имея никаких средств для оплаты столь необходимых населению продуктов питания. При таких вводных условиях и начался реальный дележ шкуры все-таки добытого германского медведя.
— Господа, я собрал вас всех для обсуждения вопроса раздела германского флота, — как только стихли все полагающиеся приветственные речи и гости расселись по своим креслам, озвучил повестку заседания император Николай II. — Вы наши лучшие адмиралы. Вы одержали верх над превосходящими силами противника, не потеряв ни одного дредноута, но лишив наших врагов аж пяти таких кораблей. Вы, как никто иной, прекрасно понимаете, за каким именно флотом будущее и каким кораблям в нем до́лжно служить, а какие не жалко передать союзникам. Потому в данном вопросе я буду слушать только вас. Начнем же мы, пожалуй, с господина Эссена в чьем ведении пребывают ныне корабли германского флота. Прошу вас, Николай Оттович! — одобрительно кивнул он командующему Балтийского флота, давая тому слово. — Насколько мне известно, вы уже успели посетить с инспекцией каждый из немецких дредноутов и потому располагаете куда большей информацией о данных кораблях, нежели иные присутствующие здесь персоны.
— Благодарю, ваше величество, — поднявшись и обозначив поклон в сторону монарха, начал свою речь адмирал Эссен. — Я действительно уподобился господам из Корпуса корабельных инженеров, лично побывав везде, в каждом отсеке каждого корабля, куда только смог пролезть. И, вынужден констатировать, что той унификации машин и механизмов, что ныне можно наблюдать на кораблях нашего флота, у немцев не имеется вовсе. Линкоры даже одного типа, мало того, что созданы с заметными конструктивными отличиями из-за постройки на совершенно разных верфях, они вдобавок оборудованы турбинами, котлами и вспомогательным оборудованием совершенно разных производителей и моделей. Потому принимать их в состав своего флота, означает взвалить на себя немалую головную боль с последующим обслуживанием совершенно уникальных для нас устройств. Либо придется потратить солидные средства на их перестройку под какой-то единый стандарт. Что для той же четверки
