— Дело конечно рискованное, но при соответствующей подготовке должно сработать, — охладил страсти Одноглазый. — Мы тут с Миколой уже подумали…
Скуба еще не закончил, а все взгляды уже были устремлены к Горобцу.
— Ну, давай, выкладывай, — легонько подтолкнул своего приятеля инженер Ковалев, который до этого молча наблюдал за всем происходящим.
— У нас дизель-генераторив сколько? Два. — Горобец задал вопрос и сам же на него ответил. — Один головний стационарный, а другий резервный передвижной, на колесах. Розумиетэ, на колесах! А цэ значит, шо он может и на ходу работать. Я имею в виду, если его тащить потихэньку. Усякого хламу у нас на складе хватает, одних тильки велосипэдив с полсотни. Склепаем тележки, поставимо на них прожектора, зъеднаемо усе кабелями, заизолируем хорошенько, так шоб их у руках можно було нести и никого током не долбануло. А как почнэ смеркаться, ходу!
— Это Микола изложил близкую ему техническую или, вернее, электрическую сторону дела, — пошутил Одноглазый. — Я же дополню ее своими мыслями. Значит так, ночью у нас сейчас сколько длится? Часов восемь-девять, мряка, как говорится, способствует. Ну хоть здесь от нее польза. Скорость наша будет километра три в час. Это я учитываю весь скарб, оружие, технику, которые придется тащить на себе. Итак, значит, за темное время суток мы протопаем километров двадцать. Заметьте, беру с хорошим запасом, с учетом всяких там проблем и неожиданностей. — Лесник жадно затянулся самокруткой, выпустил носом дым и поспешно продолжил. — Мы тут живем не в каком-то там Техасе или Сибири, где на сто километров ни одной конуры не сыщешь. У нас здесь деревушек, поселков разных, городков густо натыкано. К утру наш табор явно до какого-нибудь из них доберется. Входим мы туда, баррикадируемся и сидим тихо аж до следующей ночи. Кентавры, даже если и засекут нас, то все равно не успеют собрать достаточно сил, чтобы прорвать оборону. А мелкие их группы мы перестреляем, это как пить дать. — Подводя итог своему плану, Скуба уверенно заметил. — Две недели и все. Триста километров позади. Дело считай сделано.
— И куда мы попадем через триста километров? — все-таки не выдержал я.
— Как куда?
Лесник покосился на меня своим единственным желтоватым глазом. Спустя пару секунд в нем начало просыпаться понимание. Возможно, в ответ мне Одноглазый и собирался что-нибудь ляпнуть, что-нибудь колкое, типа «Нечего где-то шляться, когда люди серьезные дела решают», но Крайчек его опередил:
— Олесь предлагает идти до Двины. По ней на лодках и плотах спуститься до Витебска. А там нас встретят и помогут.
— На воде нам кентавры не страшны, — снизошел до объяснения лесник. — Воды они боятся.
— Не пойму я что-то, ты лесник или моряк? — поддел Скубу Леший. — За водные процедуры агитируешь во всю. А ты подумал, вдруг в этой самой воде водятся твари куда пострашнее кентавров?
— Люди с острова никогда ни о чем подобном не рассказывали, — Одноглазый отрицательно покачал головой.
— С острова? — мы с Загребельным переглянулись.
— Это и есть то самое место, куда Олесь предлагает идти, — пояснил Крайчек. — Плавучий остров, собранный из тридцати двух океанских кораблей. Он стоит на якорях недалеко от побережья Финляндии.
— Вот это новость! — я не смог удержаться от восклицания.
— Уж больно похоже на красивую легенду, — задумчиво протянул Загребельный.
— В Витебске я говорил с посланниками Железного острова, — уверенно объявил лесник. — Они приглашают к себе всех. На кораблях полно места. И среди них, кстати, один круизный лайнер и несколько паромов.
— Красивое, тихое, спокийнэ життя, — призывая всех прислушаться к его словам, Горобец поднял вверх палец и наставительно им помахал. — Там нет ни призраков, ни клятих кентавров.
— В тихом омуте черти водятся, — тихо произнес архитектор Хлебников.
— Мне тоже не нравится эта идея, — согласился Крайчек. — Во-первых, это бегство, самое настоящее бегство. Если мы уйдем с суши, то уже врядли на нее вернемся вновь. Твари просто не дадут нам вернуться. Во-вторых, корабли… У железа ведь тоже есть свой срок жизни. — Тут Томас ненадолго задумался, и было видно, что следующие слова дадутся ему нелегко. Так оно и вышло. — Но если другого выхода нет, чтобы спасти людей, я готов идти к морю.
— Мы поищем этот самый другой выход и причем сегодня же, — неожиданного громко заявил Загребельный. — На рассвете, до того как в городе появятся первые кентавры, у нас будет час-полтора. За это время попытаемся выяснить, что же все-таки произошло, почему кашалоты не атаковали Одинцово. Внимательно осмотрим место вчерашнего боя.
Тут Леший метнул на меня быстрый заговорщический взгляд, по которому сразу стало понятно, что он собирался действовать по подсказке нашего таинственного, неизвестно куда запропастившегося знакомого. Ведь именно Одноглазый со стены хитро улыбнулся и произнес: «Вы ребята в погонах частенько смотрите, да только нихрена не видите». Сейчас подполковник ФСБ был полон решимости опровергнуть клевету. Именно это подтвердили его следующие слова:
— Если кашалотам что-то помешало, то мы найдем это что-то. Найдем и превратим в свое оружие.
— А мы будем готуватися до эвакуации, — упрямо произнес Горобец.
— Так и поступим, — Крайчек подвел итог совещанию. — И удачи нам всем.
Утро нового дня выдалось холодное, сырое и пасмурное. Оно словно густая серая шпаклевка намазывалось на изувеченное тело мертвого города, ровняло, грунтовало его, превращая в единую сплошную массу из тумана, железа и бетона. Казалось через нее невозможно пройти, казалось придется обзавестись увесистыми кирками, сцепить зубы и долбить, долбить, долбить… Пробивать длинный, бесконечный туннель, в конце которого станет лишь немного светлее, но солнце… Нам ни за что не пробиться к солнцу!
Я удивился тому, как отличается мироощущение человека, находящегося внутри бронированной машины, от того, кто открыто стоит на улице погибшего города. Да что там говорить об ощущениях, кардинально меняется само восприятие. Теперь перед тобой не просто разруха и грязные обветшалые многоэтажки, теперь ты воочию лицезреешь мир, попавший под страшную власть чужих. И это совсем не известковые наплывы ветвятся по почерневшим от кислоты стенам домов. Это их гигантские увитые белыми жилами лапы вцепились в тела наших некогда уютных и мирных жилищ. Хапают, гребут, пытаются отнять у нас последнее, силятся разрушить саму память о человечестве. А туман… Это никакой не туман, это яд, выдыхаемый их смердящими глотками. Клубится, растекается по пустынным улицам. Напоминает, что чужие здесь, что они прячутся и только того и ждут, чтобы вонзить свои зубы в сладкое человеческое мясо… наше мясо.
