От нахлынувших видений я почувствовал себя весьма и весьма не уютно, отчего покрепче перехватил автомат.
— Что случилось, Максим? — Леший оказался тут как тут, готовый в любую секунду открыть огонь. — Заметил чего?
— Нет, — я расслабился. — Нервы шалят.
Загребельный с укоризной покачал головой и скомандовал:
— Пошли. Нечего торчать на открытом месте.
Подполковник махнул рукой, указывая направление, и его люди цепью двинулись вперед. Они внимательно прочесывали всю улицу, каждый подъезд, каждую брошенную у обочины автомашину. Не заметить, оставить за спиной какую-нибудь хищную тварь, означало подвергнуть риску себя и своих товарищей.
В группе Лешего осталось всего шестнадцать человек. Мало, очень мало для разведки в нынешних чрезвычайно сложных условиях, когда окрестности поселка так и кишат полчищами наших врагов. Однако, несмотря на малочисленность своего отряда, Загребельный не пожелал взять с собой других, как он выразился «олухов». Сказал, что ему достаточно и одного — меня. Я не очень то и обиделся, олух он олух и есть. Мне никогда не сравниться в выучке и сноровке ни с одним из его людей.
— Что ж так тихо? — Андрей внимательно вглядывался в лежащие впереди кварталы. — Подозрительно тихо.
— Рано еще. Только-только светает. Туннели должно быть пока не открылись, — я вытянул из кармана пластиковую коробочку и поглядел на постепенно успокаивающуюся рамку. — Видишь, не вертится.
— Ты всему этому веришь? — подполковник метнул на меня быстрый испытывающий взгляд.
— Как, по-твоему, вот эта штуковина, — я подбросил на ладони подарок Одноглазого, — она существует или нет?
— Существует, — Загребельный не сдержал зевок, последствие бессонной ночи. — Пусть даже существует и человек, подаривший тебе ее. Но это еще ничего не значит. Никто не доказал, что его болтовня — правда.
— Вот я и тащусь с тобой, чтобы попытаться это проверить.
— Понятно, — кивнул подполковник и тут же приказал: — Бегом! Наши уже проверили улицу. Все чисто.
— Ни хрена тебе не понятно.
Я рванул вперед и, пробежав метров сорок, остановился под прикрытием бетонного фонарного столба. Хоть стрелять по мне никто не собирался, но все же старые привычки просто так не перешибешь. Леший вместе с группой прикрытия тут же меня догнали, легко так догнали.
— Ну, тогда объясни, — подполковник остановился рядом.
— В словах этого фантома со стены есть что-то правильное, то, чего я ждал… То, чего мы все ждали эти бесконечные жуткие годы.
— И чего же мы ждали?
— Победы, мира, спокойствия.
Леший не успел отреагировать на мои слова, так как впереди защелкали едва различимые хлопки. «Вал» со злостью выплевывал свои девятимиллиметровые пули. Выстрелов из другого оружия слышно не было, и это являлось хорошим знаком. Опасность оказалась невелика, столь невелика, что с ней покончили без мобилизации всей огневой мощи нашей группы, легко и почти бесшумно, так как и приказывал Леший.
Когда мы прибыли на место событий, то увидели довольно крупного падальщика. Своим внешним видом зверюга напоминала бесхвостую, изъеденную проказой крысу. Такие твари нападают крайне редко. В основном они предпочитают основательно разложившуюся мертвечину, в которой можно как следует изваляться, а затем впитывать вкусную гнилую жижу через свои глубокие темно-красные язвы. Мерзость! Я понимал людей Лешего. Даже если эта пакость и не представляла особой угрозы, то ее все равно стоило прикончить. Чтобы своим существованием не поганила наш мир.
Но Загребельный, больше для очистки совести, все же отчитал стрелка. И слабая попытка оправдаться: «Всего-то одна очередь… Бил наверняка, в голову…», — ничего не дала. Боец выгреб по полной. Патроны к «Валу» были на вес золота. А без бесшумного оружия, что за спецгруппа!
— Вот об этом-то я тебе и толковал, — сказал я подполковнику, когда мы двинулись дальше. — Людям нужна победа, победа над этими тварями, над безысходностью, над страхом, над злом, которое нас окружает. И она должна быть ни какая-то там временная мелкая и убогая, уездного, так сказать, масштаба, а настоящая всеобщая, полная и окончательная. Победа должна стать нашим знаменем, нашей верой, главной целью нашей жизни.
— Красиво говоришь, как по писаному. Тебе не оружейником, тебе замом по воспитательной работе служить или еще лучше в окружной газете…
Загребельный произнес это тихо и растянуто. Мои слова, конечно же, отложились в его мозгу, однако основные мысли командира разведгруппы были сейчас совсем о другом:
— Уже близко. Начинаются руины. Да и падальщик шнырял здесь не с проста. Чувствует, падла, кровушку.
Я стал внимательно приглядываться к месту. С первого взгляда тяжело что-либо узнать. Мы зашли с противоположной стороны, так что все ориентиры, которые я приметил вчера, оказались полностью бесполезны. А, впрочем, нет, вон то массивное серое здание, на крыше которого по-прежнему торчит антенна ретранслятора. Помнится, оно располагалось по соседству с тем самым полуразрушенным домом, в котором разведчики откопали этот треклятый магазин.
— С болтовней теперь завязываем. Полное внимание, — приказал Леший. — Пусть даже по близости и нет кентавров, но человечинку уважают не только они. В округе может оказаться полно всякого другого зверья. Вчера им тут было чем поживиться.
Загребельный был прав. Сколько кентавров мы вчера тут положили? По самым скромным подсчетам около сотни. Каждая тварь в среднем потянет килограмм так под триста. Это сколько же получается вместе? Я быстренько дописал к трем сотням еще два нуля и чуть не присвистнул от получившегося результата. Тридцать тонн мяса, кишок и костей. Целых тридцать тонн! Это же пир, сказочный пир для всей округи!
Только я об этом подумал, как впереди возникло движение. Люди Лешего вмиг юркнули в укрытия, слились с ними, стали недвижимыми и незаметными.
— Сюда, живо! — подполковник схватил меня за рукав и затянул за небольшой бело-синий киоск, в котором когда-то продавалась пресса.
— Кто? — прижавшись к металлу, покрытому выцветшей вздувшейся краской, прошептал я.
— Квакухи. Видел двоих, — ответил мой приятель. — Ветер с их стороны, поэтому нас пока не чуют.
— Вот цирк-зоопарк, влипли! — прошипел я.
Что влипли, так это точно. Квакухи не такие уж крупные и сильные животные, но у них имеется парочка очень неприятных качеств. Во-первых, они без раздумий и колебаний бросаются в атаку. Во-вторых, квакухи всегда охотятся стаями. Если сложить эти два «замечательных» свойства, то получится такая себе сухопутная пиранья, метрового роста, на двух худеньких жилистых ножках, и самое неприятное с огромной жабьей пастью, которая утыкана десятками мелких, но весьма острых зубов.