Люди молча стояли вокруг лежащего на крыше тела. Первым опомнился рыбак. Он поставил пиво рядом с неподвижно лежащим человеком, взялся за свисающую руку и пощупал пульс.
— Готов, — обескуражено пробормотал он.
Болезненный интерес, который внезапные покойники вызывают у прохожих, по-видимому, чужд был одному лишь монтажнику.
Человек в спецовке и шлеме, не обращая на мертвеца никакого внимания, пересек улицу. Он взялся за ручку подъездной двери и решительно вошел внутрь.
* * *
Внутри монтажник сдернул спецовку и снял с головы шлем. Нехитрый маскарад скрывал под собой капитана Ракитина.
* * *
Каратаев включил двигатель. Машина тронулась с места и медленно выехала из-под арки.
Каратаев сказал в микрофон.
— Будь осторожен. Он где-то рядом. Возможно, даже в твоем подъезде.
* * *
Оставив винтовку в углу, а раскрытый чемоданчик — на столе, Третий достал из-под полы пиджака пистолет и взвел курок.
— Понял, — ответил он, выходя из кухни.
В коридоре он остановился и бросил взгляд в комнату. Дверь была полуоткрыта. За нею, на экране телевизора шла перестрелка, и звук был включен почти на полную мощность. Глафира Петровна сидела перед телевизором в кресле с высоким подголовником. Профиль ее был сосредоточен, а рука спокойно лежала на подлокотнике. Роговица широко открытых глаз отражала мелькание кадров.
Третий вошел в комнату и выдернул штепсель телевизора из розетки. Звук смолк, однако полной тишины так и не наступило. Третий прислушался — где-то в доме играла гармонь, звучали нетрезвые голоса, и слышался отдаленный раскатистый топот.
Третий развернулся и быстро вышел из комнаты.
Глафира Петровна не обратила внимания ни на появление в своей комнате незнакомого мужчины, ни на внезапное исчезновение его.
Ее невозмутимость была вполне объяснима — во лбу женщины чернело входное пулевое отверстие.
* * *
Третий вышел из квартиры и аккуратно прикрыл за собою дверь. Пистолет был в его руке.
Третий заглянул вниз, в щель между лестничными пролетами. Кто-то быстро поднимался снизу — по периллам скачками двигалась мужская рука.
Когда человек переходил с одного лестничного марша на другой, Третьему удалось разглядеть его лицо. Это был Ракитин.
Третий сказал вполголоса в микрофон:
— Я его вижу. Двигается на меня.
* * *
Машина Каратаева медленно ехала по улице. Она остановилась у кафе, напротив дома, из окна которого велась стрельба. Каратаев запустил руку за полу пиджака и нащупал рукоятку пистолета. Теперь подъезд, в котором исчез капитан, был прямо перед ним.
— Понял, — ответил Каратаев. — Я внизу.
* * *
Ракитин поднялся на лестничную площадку второго этажа и остановился. Идти дальше он не стал — вместо того капитан подошел к одной из дверей и нажал на звонок.
Дверь открылась буквально через секунду. Из-за нее раздавались звуки гармони и нестройный гул голосов.
Перед Ракитиным стоял сильно подвыпивший молодой человек в костюме, при галстуке, однако без сорочки. В одной руке он держал полную рюмку водки, в другой — был зажат огурец. Сфокусировав взгляд на госте, молодой человек строго сказал:
— Моя фамилия Бубенцов. Вы, надо полагать, Мартын Мартыныч. А вот опаздывать у нас ка-те-го-ричсски, — молодой человек протянул рюмку Ракитину и пояснил: — Штрафную!
Ракитин взял у Бубенцова огурец, откусил от него и вставил обратно в пальцы гостеприимного хозяина. От рюмки капитан уклонился и быстро прошел в коридор.
Это была огромная, четырех или пятикомнатная квартира, и, скорее всего, коммунальная — стены коридора были обклеены несколькими сортами обоев, а пол был крашен прямоугольниками, не совпадающими по цвету.
У стены рядком сидело несколько древних старух. Они были неподвижны и совершенно безучастны, как каменные истуканы в египетском Абу-Симбеле. На лице одной из них лежал густой слой пудры, а ярко нарисованный помадой рот не совсем совпадал с природными очертаниями губ. В седую прическу другой старухи была кокетливо воткнута кладбищенская пластмассовая роза. Третья, вцепившись обеими руками в окуляры, пристально смотрела на Ракитина сквозь полевой бинокль.
В углу яростно фехтовали на мечах двое мальчишек, нарядная девочка освещала место сражения зажженной свечой, поднятой в руке.
Справа, за дверным проемом без дверей, по всей комнате, плясали так, что гудело межэтажное перекрытие. Неслась песня, исполняемая нестройными женскими голосами.
Говорят, она красива.
Ох, не верь ты, Ванечка:
Красота ее в аптеке —
Рубель двадцать баночка.
Танцоров было не меньше десятка. Ни о каком парном танце тут не было и речи — скакали плотной гурьбой, выбивая каблуками из пола грохот и пыль.
Пожилой гармонист, скучая, невозмутимо сидел на стуле. Пальцы его виртуозно порхали в воздухе, два касаясь кнопок трехрядной клавиатуры.
Вдоль стен буквой «П» стояли составленные столы, на которых громоздились бутылки и самая разнообразная снедь. На перекладине буквы, как нахохлившиеся воробьи, понуро сидели жених с невестой, смотря в разные стороны.
Вдруг сбоку поднялся некто, с обширной лысиной, покрытой частыми каплями пота. В одной руке человек держал стакан, заполненный на треть, а в другой — вилку. Понюхав содержимое стакана, человек сморщил нос и принялся стучать вилкой по водочной бутылке.
Гармонь охнула и повисла на ремне, расправив меха. Топот нестройно затих. Прервав игру, гармонист вынул из кармана слуховой аппарат. Затем проворно вставил его в ухо.
Тамада со стаканом в руке повернулся к молодоженам. Прочистив горло, он сказал:
Желаю прожить вам счастливый век,
Любви, детишек десять человек
По жизни есть не только рыбу хек
А берегов молочных
И кисельных рек!
От стола оторвал голову какой-то человек, который до этого безмятежно спал. Он посмотрел на тамаду мутными глазами и с трудом разлепил губы:
— Кто грек?.. — с угрозой спросил он, мотнув головой. — А ну-ка, повтори — не понял…
Ракитин бросил в комнату взгляд и прошел дальше по коридору. За поворотом, вокруг тумбочки, стояли трое мужчин. На тумбочке была расстелена газета. На ней стояли три стакана и тарелка со вскрытой банкою шпрот. Один из мужчин, прищурив глаз, разливал водку по стаканам.
Ракитин остановился возле них и сказал:
— Здорово, мужики. Черный ход открыт?
— Да ты чё, Глеб Андреич? — удивился кто-то. — Рано еще за водкой. Там три ящика еще стоят.