– Ну и что, – улыбнулся Ричард, – расслабились?
– Черта лысого! – расхохотался Майкл, вспомнив прошлое. – Он на нас пасть как открыл, как понеслись оттуда всякие словечки неуставные – мы чуть не попадали. Орал, что такого быдла, таких слизняков, такого стада баранов в жизни не видел – это я тебе еще с цензурой рассказываю, он покруче выражался.
– Могу представить.
– Еще бы! Он перед строем прохаживается – руки за спиной, как у Наполеона, только треуголки не хватало, – и орет, что сделает из нас солдат, выбьет дерьмо из головы и задницы, заставит нас стать мужиками, хотя сомневается, что из такого стада школьниц у него что-нибудь получится. Обнадеживал, что некоторым из нас повезет – сдохнем еще до того, как учебку закончим. Обещал, что мы хорошо проведем время – будем целыми днями по жаре весело с полной выкладкой бегать, а если дождь пойдет, что это вообще его любимая погода и будем мы на брюхе в грязи ползать до тех пор, пока вода из ушей не польется.
– Веселый мужик.
– Только нам было не до веселья. Как начал он нас гонять – так мы поняли, что наш прежний сержант был ангел небесный, только нимб мы рассмотреть не успели. Гонял так, что дым из ушей, искры из глаз и…
– Пламя из задницы.
– Как ты узнал? – усмехнулся Майкл.
– Сержанты в учебках все одинаковые, – ответил Ричард, отхлебывая кофе. – Мой тоже что-то подобное рассказывал.
– Ну, думаю я, что до нашего Седжвика вашему сержанту было далеко. Он ко мне сразу привязался – я самый длинный был. Дон не слезал с меня ни на секунду. Ты знаешь их тактику – они выбирают одного и говорят, что пока тот один, все не сделает, как надо – никто с плаца не уйдет. Опоздал на секундочку – весь взвод всё по новой начинает.
– Ну и как?
– Со мной он обломался, – довольно сказал Майкл. – У него опыт был нешуточный и по всем его примерам выходило, что длинные редко солдатами хорошими бывают. Вот он и начал: «Фапгер – сорок отжиманий на время». Я пыхчу, стараюсь, а он, как овод назойливый под ухом зудит: «Ну, что, Фапгер, это тебе не полю носиться с мячиком под мышкой» – узнал что я бывший футболист – «тут тебе армия, тут работать надо, а не ногами махать и херней заниматься». Доводил меня до белого каления, впрочем, не меня одного. Весь взвод во сне вместо девок голых видел красивые сны, как мы, всей толпой, скальпируем нашего сержанта или тягаем по всей базе, привязанного к джипу, так что мордой по камням да по песку. Но не дождались. Слышим рык звериный – «Подъем, слабаки!» – и всё сначала. Чуть не сдохли.
– Зато солдатами стали.
– Это я уже потом понял, – улыбнулся Майкл, – что если бы не Дон – завалили бы меня сразу же в какой-нибудь чертовой дыре. Учебка – дело жестокое, им надо только самые лучшие, кто может выдержать всё, поэтому с нами особенно не церемонились – силы есть – работай, нет – проваливай к чертям.
– Это точно.
– Но это не всё – Майкл многозначительно поднял палец, – попал я после того случая с вертолетом в другой отряд. Смотрю – у сержанта морда какая-то знакомая. Присматриваюсь – так это мой любимый сержант. Думаю, выберу денек посвободнее, подпою сержанта в каком-нибудь кабаке и так отлупцую, что мало не покажется. А вместо этого нас отправляют на задание. Получилось так, что я прикрывал отход. Огонь был такой, что головы поднять невозможно – бьют сразу шесть «калашниковых», как собаки бешеные. Я последнюю гранату бросил – недолетела, сволочь. Стреляю в ответ, много стреляю, лишь бы они ко мне не подползли. Сам знаешь – сколько патронов не бери, всегда не хватит. Вот и мне не хватило. Заталкиваю последнюю обойму в винтовку и понимаю, что всё – конец, сейчас они меня обойдут с двух сторон и заровняют. Тут слышу – слева граната взрывается, кто-то строчит, как сумасшедший, по звуку – наше оружие, не «калаши». Догадываешься, кто меня прикрыл и всю дорогу обратно меня материл последними словами?
– Ага, – засмеялся Ричард, – а чего материл-то?
– Выговаривал за то, что позволил себя окружить.
– Правильно выговаривал, – в узкое окно просунулась седеющая голова, – ты всегда, как дурак, о собственных флангах не заботишься.
– Подслушивал, старый пень? – спросил Майкл.
– Надо очень, – фыркнул Дон, – просто хорош языками молоть – я всех уже построил, вас только ждут.
– А помнишь, как мы в кабаке потом напились, старик? – посентиментальничал Майкл.
– Помню, как ты под стол свалился, а я еще два часа текилой наливался. Пошли, – голова исчезла.
– Ну, пошли, – подтянул ремень Майкл и они с Ричардом вышли из Форта…
* * *
…Когда мы подошли к реке, возле которой расположилось племя Велора, нас заметили. Велор вышел нам навстречу, позади него шли почти все его охотники и вид у них был далеко не приветственный.
– Я думал, что ясно дал понять тебе, Белый, что тебе и твоим охотникам – не место на нашей земле. Вдобавок ты привел к нам пришельца, – в голосе Велора звенела ярость, – и я хочу спросить тебя, прежде чем мои охотники выгонят вас – зачем ты это сделал?
– Приветствую тебя, Велор, – спокойно ответил я, – если ты позволишь мне говорить, то я охотно расскажу тебе, почему с нами пришел наш гость.
– Гость? – удивленно посмотрел на меня Велор. – С каких это пор один из тех, кто истребил твое племя, стал твоим гостем?
– С тех пор, как я понял, почему всё зашло так далеко, вождь.
– Хорошо, – Велор дал знак сейрам, уже взявшим нас в кольцо, – я готов выслушать тебя.
– Ты был прав, мудрый Велор, когда этой весной сказал мне, что люди напали на нас по ошибке, – сказал я. – Илай, ты можешь говорить с Велором. Расскажи всё, что говорил мне.
Человек вышел вперед и опустился перед вождем на колени так, что его глаза оказались на одном уровне с глазами Велора.
Илай говорил, а я наблюдал за ним и Велором. Глаза стареющего сейра казались непроницаемыми – Велор очень редко давал волю своим эмоциям. Тем не менее, я видел, как что-то меняется в этих суровых глазах, как из них уходит тень настороженности и недоверия.
– Те существа, которые помогли нам прибыть в ваш мир, – говорил человек, – обманули нас. Когда Белый рассказал мне, что у вас не было никаких намерений напасть на мой народ, я поверил ему и ужаснулся всему тому, что мы сделали с вами. Я понял всю ту горечь, боль утраты и жажду мщения, которые Белый и все остальные сейры испытывали по отношению к нам. Мне больно и горько оттого, что мы стали вашими убийцами. Мне больно и горько оттого, что такие мудрые существа, как сейры, были вынуждены ответить насилием на насилие, агрессией на агрессию, ударом на удар. Мне стало страшно оттого, что наши народы несли друг другу смерть и разрушение вместо того, чтобы стать добрыми соседями и жить в мире. Я смиренно прошу у вас прощения за то, что мы совершили, я раскаиваюсь в собственном заблуждении и заблуждениях своего народа и хочу предложить вам мир.
