– Я рассчитывал, что она сядет в такси, как только выйдет наружу, но она пошла пешком, и невозможно было следовать за ней на машине, не вызывая подозрений. Вряд ли она меня узнала, но я решил не рисковать понапрасну. Лучше уж потерять ее сейчас и поймать у дома Бланшара.
– Думаешь, она вернется?
– Может, ей понадобится закончить там кое-какие дела. Особенно после того, как она проверит содержимое коробки.
– Может, ты и прав, Но все-таки мы ее не потеряли. Я знаю, где она остановилась.
Флойд вздохнул с облегчением. Надо же! То и дело удача падает в руки, будто досрочные рождественские подарки.
– Тебе удалось проследить за ней?
– Не совсем. Я проследила до станции «Сен-Жермен», потом держалась в тени, пока она покупала билет. Когда Ожье пошла к поезду, я купила билет себе и села на тот же поезд, но в другой вагон. Потом я перешла ближе к ней на «Сен-Пласид», проследила, когда она поменяла ветку на «Монпарнасе». К счастью, я эту станцию знаю отлично: все детство там пересаживалась с линии на линию. Я заметила, в каком направлении она поехала, но не успела сесть на ее поезд.
– И ты ее потеряла.
– Но только на пару минут. Я села на следующий поезд. Линия идет над городом, улицы из вагона видны неплохо. Немного усердия – и желанный приз! Когда поезд уже тормозил, я заметила ее уходящей от «Дюпле». Я вышла там, стремглав промчалась по лестницам и проследила за ней до дома, всегда отставая на квартал.
– Ну ты даешь! – восхитился Флойд. – Как думаешь, она заметила слежку?
– Флойд, я мысли читать не умею. Но девица выглядела куда спокойней прежнего. Кажется, она поверила, что смена линий сбила нас со следа.
– Гляди, когда-нибудь я сделаю из тебя первоклассного частного детектива, – пообещал Флойд, вынимая блокнот и ручку. – Скажи-ка, где она остановилась?
Грета назвала адрес на авеню Эмиля Золя, вблизи станции метро «Дюпле». Она звонила из пивной, любимого заведения возвращающихся со смены рабочих ближайшего завода «Ситроен».
– Но учти: номер комнаты не скажу и насколько прожаренными она предпочитает тосты поутру – тоже. И весь день я здесь провести не могу.
– И не придется. Я буду в пределах часа.
– А раньше никак?
– Не забывай, за мной тоже следят.
– Эти жуткие дети? – В ее голосе угадывался страх.
– Нет, всего лишь Бельяровы громилы. Думаю, они вели меня до Монпарнаса. Я их стряхну, если пару раз перееду реку, а на это требуется время. Не хочу, чтобы меня заподозрили в интересе к Верити Ожье. Если заподозрят, неизбежны неприятные вопросы.
– Какие вопросы?
– Те, после которых нужно тратиться на дантиста.
– Флойд, приезжай как можно скорее. Дальше я в твои дела лезть не хочу. Наигралась уже в сыщицу.
– Грета, ты отлично поработала. – И Флойд положил трубку.
Затем он взялся планировать маршрут до «Дюпле», стараясь вместить туда побольше внезапных разворотов и петель.
Ожье заперлась изнутри на ключ и рухнула на койку. Усталость нахлынула волной, лишила сил.
Она несколько минут лежала, закрыв глаза, потом заставила себя подняться, подошла к горохового цвета умывальнику и плеснула на лицо холодной водой.
– Не спи! – приказала она себе. – Хотя самое трудное позади, еще нужно вернуться к порталу. Ожье, рано расслабляться! И не разговаривай с собой – это первый признак сумасшествия.
Она сбросила ужасно тесные парижские туфли и позвонила в лобби, заказала полный кофейник. Затем позвонила снова и попросила соединить с городским номером.
– Мадам, один момент.
Трубку сняли на третьем гудке и произнесли на дрянном французском, путая ударения:
– Я слушаю. Кто говорит?
– Ожье.
– Отлично! – ответил Авелинг, тут же перейдя на английский. – Ты достала?
– Да, они у меня. Вы можете сообщить Калискану?
– Боюсь, не получится.
Авелинг находился в аварийной квартире, находящейся в минуте ходьбы от станции «Кардинал Лемуан». Из квартиры не было прямой телефонной связи с подземной камерой портала.
– У нас проблемы с тоннелем.
– Только не говорите, что их нельзя устранить!
– Их устраняют прямо сейчас. Тоннель не впервые делается нестабильным. Скорее всего, он сам стабилизируется через несколько часов. Это не связано…
– С чем не связано?
– С тем, о чем тебе стоит тревожиться.
– Да скажите мне, вы, надменный… – в гневе потребовала Ожье и растерялась, не в силах найти оскорбление поядовитее – будто кто-то опустил вдруг шлагбаум между мозгом и ртом.
– Дома проблемы. Политика, – сухо пояснил Авелинг. – Началась война с програми, которую давно ждали. Но ты не волнуйся. Просто принеси коробку. Об остальном позаботятся без тебя. Мы все очень довольны тем, как ты справлялась до сих пор. Жаль будет все испортить, правда?
– Я могу просто сжечь бумаги. Или выбросить, и никто их не найдет. Почему не сделать так?
– Лучше принеси. Мы убедимся, что ситуация на самом деле под контролем.
– Я могу прийти к порталу, но прямо сейчас это не кажется хорошей идеей. Почти не сомневаюсь, что за мной кто-то следил – прямо от офиса того частного детектива.
– Что за «кто-то»?
– Думаю, работающие на него люди. Он слишком уж охотно отдал коробку. Теперь кажется, что с самого начала намеревался проследить за мной.
– Он и в самом деле местный частный сыщик?
– Да. Я говорила вам о нем, после того как побеседовала с Бланшаром.
– Наверное, просто любопытствует. Постарайся сбить его со следа, но не слишком беспокойся.
– Здесь нечто большее, чем просто любопытство! Вы рассказали мне не все!
– Слушай внимательно! – приказал Авелинг. – Сейчас десять сорок. Проверь часы и синхронизируй.
– Готово.
– Точно в полдень мы организуем двухминутный перерыв в подаче тока на станции «Кардинал Лемуан». Я буду ждать в тоннеле, у двери. По очевидным причинам лучше не опаздывать. Ожье, никаких отговорок. Мы все рассчитываем на тебя. Жду с бумагами через восемьдесят минут.
Она не ответила.
– Придешь? – спросил Авелинг.
– Конечно, – ответила она. – Как же иначе.
В дверь постучали. Ожье положила трубку и открыла дверь, насколько позволила цепочка. Увидев коридорного с подносом, Верити впустила его. Тот поставил кофейник на тумбочку у кровати. Верити дала парню щедрые чаевые и закрыла дверь. Кофе оказался скорее теплым, чем горячим, но это все же было гораздо лучше, чем его полное отсутствие. Ожье насыпала много сахара, долила молока, размешала и, выпив полчашки, заметно успокоилась.
Несомненно, ей рассказали далеко не все. Она всегда смутно подозревала подвох, а теперь была стопроцентно уверена. И еще кое-что, постоянно глодавшее рассудок с тех пор, как Ожье узнала о вовлеченности Сьюзен Уайт в дела Земли-2.
Почему Уайт так настаивала на участии именно Ожье, хотя была лишь шапочно знакома с ней? Конечно, Сьюзен боялась за себя, не хотела, чтобы бумаги попали в чужие руки. Можно понять ее желание передать документы людям Заросли. Но почему именно Ожье? Конечно, она хорошо знает Францию, знает сегодняшний Париж – но разве только из-за этого? На первый взгляд просьба Сьюзен выглядела злой посмертной шуткой: подстроить так, чтобы соперница по работе взялась за опасное дело. Но ведь между ними не было вражды. Соперницы – да, но не сживать же друг друга со свету? Да, по правде говоря, обе были похожи и отношением к работе, и образом мыслей.
Значит, тут другое. Уайт была умной и расчетливой. Она ничего не делала без серьезной на то причины. И единственная причина, которая кажется вероятной, – это доверие.
Ожье была аутсайдером. Конечно, она связана с Калисканом – не может быть иначе, если ты работаешь в Бюро древностей. Но это весьма слабая связь. Главное, Верити никак не участвовала в операции Авелинга. Еще неделю назад Ожье не ведала совершенно ничего о Земле-2. А это значит, что Сьюзен Уайт не доверяла Авелингу и его людям.
Любопытно, кому именно из них? Всем? Или считала, что в организации только один предатель?
Второй вариант предпочтительнее. Не слишком логично было бы считать, что предали сразу все, работающие на линии от Фобоса до Земли-2. Если бы такое случилось, изменники обязательно нашли бы способ отделаться от аутсайдера, как бы это ни было хлопотно.
Ожье поразмыслила над уже несомненно установленным. Все соглашались насчет необходимости возвращения бумаг. Сьюзен Уайт очень заботилась об их сохранности, приложила немалые усилия, чтобы они попали на другую сторону портала. Калискан, Авелинг и другие участники операции на Фобосе признали документы важными, иначе не вызвали бы Ожье и не поручили вернуть их. И еще кое-кто считал эти документы жизненно важными – тот, кто убил сперва Уайт, а теперь и Бланшара. Кем бы он ни был, он явно не хочет, чтобы бумаги попали на Фобос. А это значит – если только воображение не слишком ударилось в паранойю, – что убийца, или убийцы, как-то связан с тем, что упоминается в бумагах.
