Виктор оторвался от красот уничтожения вражеского арьергарда и зашарил глазами по небу. Пара Ларина отыскалась справа выше - на фоне солнца она была почти не видна. Слева метрах в ста болталась "Лавочка" Рябченко, справа летели Кот с Остряковым. Кроме "Илов" у земли и их шестерки в воздухе больше никого не было и это радовало. Вновь мазнул взглядом, по холму - позиции ПТО молчали, пехота, попавшая под удар с воздуха, огрызалась слабо. Потом увидел в чахлой посадке за холмом какое-то странное шевеление, вгляделся.
- Река семь, вижу технику противника! В посадке, слева, - закричал он, - Смотри!
Из посадки выполз приземистый, покрытый камуфляжной краской танк, повел башней с длинным, тонким стволом. Рядом показался второй.
- Дед, принял вас! Вижу. Атакуем пушками с выходом влево! Четвертый, смотри зенитки...
По танкам штурмовики сделали два захода, буквально засыпав бронированные машины градом пуль и снарядов, потом обработали огнем посадку и потянули домой. Видимо их ведущий прибрал обороты, потому что группа собралась очень быстро и возвращалась компактным строем, а не бесформенным, растянувшимся роем, как Виктор не раз наблюдал ранее. Они благополучно пересекли линию фронта, довели штурмовиков до их аэродрома и, покачав на прощанье крыльями, повернули к себе.
Настроение у Саблина немного улучшилось - прикрывать штурмовиков он не любил и то, что все обошлось благополучно, не могло не радовать. Радовало, что немецкая авиация так и не встретилась - сегодня он был не в том состоянии, чтобы вести бой.
Литвинов и Усманов пропали три дня назад, а через день, 9 сентября, наши войска освободили Мариуполь. В город была моментально направлена команда, и после долгих поисков им удалось найти обгоревшие обломки двух "Лавочек". В воронке оставшейся от одной из машин обнаружились останки летчика. По номерам пушек, определили, что погибший был Усманов. Литвинов пропал. Местные жители вроде видели парашют, но чей он был - наш или немецкий никто не знал. В это время уже шли бои на подступах к городу, и всем было не до парашютистов. Литвинова объявили пропавшим без вести и вчера, на поминках своих летчиков Виктор сильно перебрал...
Это аукнулось утром - на больную голову пришлось организовывать перелет эскадрильи на новый аэродром, потом утрясать кучу вопросов по обустройству на месте. После потерь и с учетом вернувшихся из ремонта, в саблинском подразделении осталось всего шесть боеготовых истребителей и все они сейчас были в воздухе.
- Дед, Дед, - раздался по радио голос Шубина, - у аэродрома "Хейнкели" и "худые". Дед...
- Принял! Подходим!
Бомбардировщики он увидел издалека - три девятки шли клином, метров на пятьсот ниже, неторопливые и невозмутимые. Выше их висела четверка истребителей, внизу километрах на двух кипел бой, видимо Шубин успел поднять полк и "Лавочки" схлестнулись с "Мессерами" прикрытия. В эфире царил хаос, и Виктор решил действовать самостоятельно, не дожидаясь подсказок с КП.
"Хейнкели" шли встречным курсом - видимо, заранее развернулись на нашей территории, чтобы ускорить отход. Они почему-то пролетели мимо полкового аэродрома, и их первая девятка вывалила свой груз на расположенную километрах в трех от взлетной полосы деревню. Ее сразу заволокло пылью и дымом, а Виктор вдруг вспомнил, что там стояла какая-то танковая часть, и все утро оттуда доносился шум моторов.
- Двадцать второй прикрывай! Тридцать первый, бьем ведущего! Атака! - закричал он, - стараясь перекричать гвалт эфира. Бой внизу превратился в натуральную свалку - участников там явно прибавилось. "Мессера" вверху спешно набирали высоту, и пара Ларина тоже потянула вверх, стараясь не отдавать преимущество. Вторая девятка вот-вот должна была отбомбиться, но тут Виктор был бессилен - расстояние было еще слишком велико. А вот третью девятку они атаковать успевали.
Ракурс для атаки был неудобен, но на выбор другой позиции уже не было времени и Виктор прильнул к прицелу, матерясь на его неудобное расположение. Носовые стрелки начали бить еще издалека, огрызаясь огнем, и он видел, как к истребителю потянулись разноцветные жгуты, сплетенные из трассирующих снарядов. Вражеская девятка летела им лоб, встречным курсом, так что отбивать атаку могла только из носовых пушек. Но что их огонь против залпа "Лавочки"...
Застучали пушки, трасса прошла немного ниже и он чуть довернул. Увидел, как блеснула звездочка попадания на левом крыле у мотора и дал правую ногу. Немецкая машина промелькнула совсем рядом, едва не зацепив, Виктор навалился на ручку, уходя от столкновения, успел увидеть, как последние снаряды взрываются в кабине "Хейнкеля", как окутывается дымом его мотор и винт превращается в серый диск, замедляясь...
Довольный собой, Саблин потянул на горку, обернулся, и губы непроизвольно растянулись в ухмылке. Атакованный им бомбардировщик горел, выплевывая длинный язык пламени из левого крыла и все сильнее кренился на битое крыло. Остальные "Хейнкели" разворачивались, не доходя до цели, и за одним из них тянулся шлейф дыма. Атака оказалась очень удачной, но нужно было закрепить успех. Он довернул, оставляя вражеские машины слева внизу и выбирая очередную жертву...
- Дед! - в разноголосицу эфира пробился голос Ларина, - Дед, худой на хвосте.
Виктор завертел головой, потом догадался дать ногу, и тут что-то громко щелкнуло, кто-то сильно дернул его за волосы, а на голову словно каплями кипящего масла. Он отработал ручкой, сваливая машину в бочку, по лицу мазнуло холодом сквозняка, и Виктор увидел в приборной доске, чуть ниже указателя оборотов дыру. Справа выше мелькнула тень и вверх, оставляя позади черный выхлоп форсируемого мотора, выскочил "Мессер". Истребитель прошел так близко, что Саблин успел разглядеть на его борту черный, в белой окантовке сдвоенный треугольник и изукрашенный отметками о победах хвост. Он засмотрелся на этого "Мессера, потом вдруг вспомнил про его ведомого и снова навалился на ручку, уклоняясь. Сердце ухнуло куда-то вниз, и Виктор подумал, что если сейчас его почему-то не убьют, то пить накануне полетов он не будет никогда.
Ведомый проскочил слева ниже, ему, судя по всему, было не до атак - сзади, поливая из пушек, гнались Ларин с Камошней. Другая пара "Мессеров" дралась с парой Кота, и это значило, что он, возможно, поживет. Самолет вроде был цел, только заднее бронестекло оказалось пробитым и сияло белым крошевом. Противно саднила шея и голова.
- Двадцать второй, принимай командование. Я подбит.
Бомбардировщики уже разворачивались, удирая, дымный немного приотстал, переместившись из головы строя к хвосту. Далеко слева набирала высоту четверка "Мессеров", подбивший его истребитель тоже тянул вверх.
