уловимые жгутики магической энергии — он готовился к бою.
— Ты закончил создавать этот мир. Трилогия завершена. Ты прожил свою роль как бог и творец. Ты прошёл путь с героями и излечил свою душу. Ты собрал с него сливки — получил силы героев. Зачем он тебе теперь? Отдай его мне… — и тут в глазах Глагола я увидел огонь. Огонь желания и страсти. Огонь, в котором блестели искры безумия. — Или боишься, что с гибелью мира потеряешь свои силы? Так не бойся. Да, новые способности ты не сможешь получить, но твои основные способности давно питаются не от книг — люди уже верят в то, что ты обладаешь иммунитетом и даже Фениксом.
— Ненормальный… — только и смог выдохнуть. Меня настолько переполняли чувства и мысли, что не мог их выразить словами. Не говоря уже о каких-то разумных доводах. — Я отказываюсь тебе помогать. Я отказываюсь от обещания, — стоило мне лишь произнести эти слова, как меня скрутила боль.
Боль можно описать десятком эпитетов, сотней сравнений и тысячами различных способов. Но единственное, что нужно знать об этой боли — она поглотила меня. Она была настолько всеобъемлющей, всепоглощающей и бесконечной, что я пожелал умереть. То, что при этом я рухнул на камни и свернулся клубочком — само собой разумеющееся. Феникс с испуганным карканьем вспорхнул.
Система при этом верещала:
«Внимание, воздействие на ментальную сферу! Опасное изменение жизненных показателей! Прекратите воздействие на ментальную сферу!»
Но на Министра власть обещания не распространялась, и он ударил. Действовал он холодно, с уверенностью истинного правителя Купола и сильнейшего мага. Несколько мешочков сорвалось с внутренней стороны плаща, и прямо в воздухе порошки смешались. От щелчка пальцев Министра вспыхнула искра, и в Глагола с гудением полетел огненный шар, опаляя своим жаром.
Одновременно Министр ударил каблуком сапога по каменному скату, на котором мы находились, и под нами словно что-то забурлило. От этого обломки словно сами по себе стали рассыпаться в стороны. Напрямую на Глагола это не повлияло, но опора под его ногами задрожала. Это, охотясь на ГГ и меня, Министр научился неочевидным атакам.
В общей сложности все манипуляции заняли не больше половины секунды, а затем начался абсурд. Иначе произошедшее просто не объяснить. Камни под ногами Глагола повело, и он, не удержавшись, рухнул на одно колено, и огненный шар пролетел в считаных сантиметрах от головы, я даже почувствовал запах палёного волоса.
А затем покачнулся Министр — каменный обвал добрался и до него. Вроде бы мелочь, но не столько видя, сколько зная натуру персонажа, я предположил, что Министр готовит и третий удар: что-то из высшей магии и невидимое — скрытое за двумя предыдущими атаками. Я бы поставил на психическую атаку.
И лёгкого движения хватило, чтобы заклинание вышло из-под контроля. Не знаю доподлинно, что произошло, может, нити созидания обратились против дрогнувшей руки, а может, заклинание вырвалось и, отразившись от магического кристалла, вернулось к своему создателю, или другое невероятное стечение обстоятельств, но Министр покачнулся и просто упал.
— Твой мир — часть тебя. Ему не нарушить слово, — снизошёл до пояснения мой спутник, поднимаясь с колена.
Глагол попытался перешагнуть через меня, но даже сквозь боль я сумел найти в себе силы поднять руку и вцепиться в его голень. На большее я был неспособен. Да что там, моя рука сразу же соскользнула с сапога Глагола. Однако тот всё же замер и даже взглянула на меня… с грустью?
Я не мог бороться в таком состоянии. Но и отступить не мог. А значит, мне требовалась помощь! Феникс, чуть ли не пламенеющий от переполняющей его силы, с яростным клекотом ударил в спину Глагола когтями. И вновь неудачно! Глагол увернулся.
Однако я и не надеялся на удачу: пролетев мимо Глагола, Феникс когтями впился в мою грудь, разрывая её. Плоть расходилась под когтями, словно масло, а кости были ненамного прочнее. Крик застрял у меня в глотке, а глаза сочились не то слезами, не то кровью. А Феникс, разодрав мою плоть, бросился своим телом в рану. Плоть к плоти. Сила к силе. Если для обратной одержимости нужно подчиниться, то я был готов это сделать. Готов ради Феникса и своего мира, чего бы это ни стоило.
И мой крик оборвался, а боль ушла. Огонь Феникса тоже потух. Но тело начало подниматься. Нет, уважаемый читатель, мои мышцы тут были ни при чём — сквозь мою спину проросли крылья, что и расправились, поднимая меня вверх.
— Если не остановишься, то умрёшь, — с любопытством наблюдая за нами, заметил Глагол. И я не услышал в голосе ни тени страха или хотя бы удивления: — В этом мире ты не можешь выдерживать мощи Феникса.
— Зато он сможет остановить тебя. Он и его мир будут жить!
— Зачем? Зачем тебе это? Твоя история проходная. Таких, как она, тысячи. Миллионы. Мир их даже не запомнилът. Люди их забудут через пару недель после прочтения. Ты готов умереть ради рисунка на песке? Ради марионеток?
Тело я уже отдал Фениксу и видел правоту Глагола — кончики пальцев начали тлеть, не говоря о том, что на спине, где выросли крылья, у меня наверняка жуткие ожоги. Теперь поплыло и сознание, но я всё же успел ответить:
— Они часть меня… И я тоже марионетка. Как и ты. Мы тоже части истории, которую забудут. В масштабах мира мы все пыль. Так какая разница? Какая разница между моими творениями и твоим питомцем? С чего ты решил, что он более ценен?
А затем я полностью покорился воли Феникса. Тело ринулось в атаку с такой скорость, что кусочек моего сознания, ещё работающий где-то в глубине мозга, не успел уследить за движением. А вот Глагол смог. Более того, оппонент смел заблокировать удар. Я почувствовал ярость Феникса. Простую. Незамутнённую. Животную. Заставившую его усилить напор, от чего затрещали кости, а мышцы наверняка рвались. И Глагол вновь всё заблокировал… вот только один из ударов перехватила пола плаща Глагола.
И только тут увидел, что змейки нет на плече Глагола. Я приметил, что Брауни расположилась вдоль его хребта, впившись клыками тому в основании черепа. И я был уверен, что это было не единственное место, где киберзмея присоединилась к спинному мозгу, а через неё к нервной системе хозяина.
Это был бой двух марионеток. Вот только если Феникс был сильнее в этом мире, то Глагол и Брауни — более хладнокровные, а главное, лучше сработанные. И это принесло свои плоды: удар крылом должен был если не сжечь Глагола, то как минимум ослепить. Однако он увернулся походя, и удар пришёлся в ещё не обрушенную часть потолка. Камни и пыль посыпались на нас. Феникс взмахом крыльев откинул нас назад, а вот Глагол рванул за нами, и один из падающих кусков потолка он захватил с собой и швырнул нам в лицо. Феникс ударил моим кулаком. Судя по тому, как смялся кулак, целых костей в нём не осталось, но камень буквально раскрошился. Но главное, что Глагол оказался рядом и ударил меня ладонью в грудь.
Если честно, думал, что он пробьет меня насквозь или вырвет сердце. И он действительно вырвал, но не сердце, а Феникса, что до сего пульсировал в разорванной груди. И стоило последнему перу Феникса отделиться от меня, как я рухнул на камни, буквально молясь лишиться чувств, ибо находился в агонии. Моё тело было уничтожено чуть ли не на фундаментальном уровне. Я чувствовал, как распадаются мои внутренние органы, а изо рта льётся кровь. В лёгких тоже что-то булькало.
Феникс выглядел не лучше. Он был словно окровавленная курица. Пытался трепыхаться. Ударить когтями или клювом. Но былого света и силы в нём не чувствовалось. Он, как и я, не знал правил одержимости и почти выжег себя. Поэтому Глагол даже не посчитал нужным добивать моего пета, просто отшвырнув его в противоположную от меня сторону.
Я попытался активировать возможность отката времени… но был настолько слаб, что не мог коснуться татуировки, а система только спамила обзор сообщениями об опасности для жизни.
— Молодец, Брауни, — Глагол с нежностью погладил киберзмейку, вновь вернувшуюся ему на плечо. — Теперь пошли за лакомством для тебя.
— И ты ещё возмущался, что Критики желают уничтожить Веру, а сам-то… — попытался хотя бы словами ударить, но пафосная фраза превратилась лишь в невнятное сипение, неразличимое.
Дальше я мог лишь наблюдать, как парочка поднималась к магическому кристаллу. Даже с крыши Глаголу не хватало роста, чтобы достать до радужного самоцвета, однако с поднятой руки, на которую и скользнула Брауни, змейка вполне дотягивалась
