Там, где он оставил свой рюкзак, мелькнуло что-то гибкое и мокрое. Не рассуждая, Данилов выстрелил в тень из пистолета, который держал при себе в мешке.
Громкий хлопок и почти неслышный писк.
Не вставая, он посветил фонариком. На мокром песке билась в судорогах огромная тварь, которой его пуля перебила хребет. На секунду пришла дикая мысль - "мутант!" Тварь выглядела почти как обыкновенная подвальная крыса. Отличала ее только блестящая лоснящаяся шерсть и перепонки на лапах. Да еще размером она была раз в пять больше.
Водяная крыса. Надо же, уцелели. Будет из чего людям шапки шить. Мех-то ценный, а вот мясо раньше вряд ли кому-то пришло бы в голову есть. Но он не станет привередничать.
Закончив потрошение, он улегся спать, зная, что через два дня будет на месте.
*****
Это случилось через неделю после ледохода, когда Иня, впитав в себя массы растаявшего снега, превратилась в полноводную реку. Но в ней нельзя было даже стирать белье. Ее воды несли в себе слишком много отравы. Иной раз проплывали и трупы людей и животных - оттаявшие гостинцы из прошлого. Есть их было некому. Рыбы тут пока никто не видел. Эколог говорил, что река очистится скоро... по историческим меркам. А вот климат не будет прежним даже в масштабах геологического периода. Снег над выжженными равнинами умеренных широт растаял, и альбедо Земли в очередной раз изменилось. Теперь черный пепел поглощал больше солнечной энергии и планета стремительно разогревалось. Добавлял к этому свою лепту и парниковый эффект от выброшенного в атмосферу СО2. После гигантской встряски климат Земли вступал в эпоху устойчивой неравновесности. Эти процессы не смог бы смоделировать ни один климатолог.
Они могли видеть только то, что происходило в границах освоенного ими ареала. В день удара не стало плотины Новосибирской ГЭС, и речная система региона начала возвращать себе первозданный облик. "Обское море" не исчезло в одночасье, а обмелело и превратилось в болота и озера, одно из которых затопило несколько городских кварталов.
Когда миллионы тонн снега в ее пойме растаяли, Обь стала еще полноводней, раскинувшись на два-три километра вширь - куда тут гоголевскому Днепру. Рядом с городом ее русло изменилось навсегда из-за атомных взрывов, где-то углубивших дно, а где-то наоборот, поднявших его горами снесенных в реку измельченного грунта, обломков и костей.
Дозорный откровенно скучал. С этой стороны они не ждали гостей. Сказать по правде, они их вообще не ждали. Переводя бинокль то на чуть покачивающуюся поверхность речки, то на ряды сопок на горизонте, он зевнул и почесал репу. Он уже собирался отложить бинокль и сходить отлить, когда заметил вдалеке черную точку. Минутой спустя до него донесся и надсадный рев мотора.
По мутной реке, из которой пока не брали воду даже для технических нужд, не говоря уже о питье, плыла резиновая моторная лодка.
В ней был всего один человек. Это был первый гость за два месяца.
Чужак, между тем, сумел причалить и спрыгнул на берег. Теперь от наблюдательного пункта на старой силосной башне его отделяло метров триста. Выйдя на берег и вылив воду из сапог, человек осмотрелся.
Оправившись от удивления, дозорный на смотровом пункте вызвал по рации мобильную разведгруппу.
*****
Данилов десять ряд проклял себя за то, что взял лодку. Лучше бы он шел пешком. Здесь в предгорьях Салаира река стала уже и неслась так, будто взбесилась. Он чувствовал себя пушинкой, попавшей в бурный поток.
Это напоминало гигантский слалом. Теперь можно было заглушить мотор, течение и так вынесло бы его. Но, скорее всего, аккурат на камни. Пару раз "Титаник", как Саша про себя называл свое плавсредство, умудрился черпануть бортом. Теперь, сидя по щиколотку в ледяной воде, он вычерпывал ее кружкой, второй рукой не выпуская штурвала.
Он бы и рад прекратить эту гонку, продолжавшуюся уже полтора часа, но не мог - оба берега были как назло крутыми и обрывистыми.
Ближе к корме лежал большой рюкзак - настолько большой, что странно, как человек такой комплекции мог его поднять, остальные вещи были равномерно распределены по днищу, чтобы лодку не качало.
Наконец, судьба сжалилась над ним, и он нашел подходящую отмель, пристал и вытащил лодку на берег. Данилов решил спрятать ее здесь и продолжить путь пешком. Хватит с него экстрима.
Хуже всего было, что вокруг не нашлось никаких ориентиров. Карту можно было даже не доставать. Кто знает, сколько до этого Подгорного?
Александр решил идти вдоль берега, пока не выйдет к какой-нибудь дороге. С местными пока надо бы поосторожнее.
Данилов не успел сложить лодку, когда услышал оклик. Привычка к ядерной ночи сыграла с ним злую шутку. Он уже отвык, что человек видит на такие большие расстояния.
Вверх по косогору, выйдя из-под прикрытия сосен с опавшей хвоей, к нему направлялись двое с автоматами. Еще двоих он заметил чуть в стороне. Что-то подсказало Саше, что дергаться не надо.
*****
Одет он был в поношенную штормовку с кучей карманов. На голове была черная вязанная шапка. На ногах - резиновые сапоги. На руках - перчатки без пальцев. Возраст человека определить было сложно. По фигуре его можно было принять за подростка - щуплый, нескладный, мосластый, - но по лицу ему легче было дать тридцать пять, а по глазам, рядом с которыми пролегла сеточка морщин, и все сорок. Лицо украшали три тонких параллельных шрама, тянувшихся от подбородка до уха по левой щеке. Благодаря этому тонкие черты лица затушевывались и не бросались в глаза. Он чуть сутулился, из-за чего казался ниже своих неполных двух метров. На нем были темные очки.
- Здравствуйте, товарищи, - чужак приветливо помахал им рукой и пошел навстречу.
По приближении к нему все они надели марлевые маски.
- И тебе не хворать, - приветствовал его старший патруля, чернявый парень его возраста, в новом, будто только что со склада камуфляже, с непокрытой головой, чисто выбритый и ровно подстриженный, что для глаза бродяги из пустоши смотрелось непривычно. - Положь-ка ствол и отойди в сторону.
Человек подчинился. Ему дали такую же маску и убедительно попросили надеть.
- Теперь пошли.
- И куда вы меня?
- Сначала с тобой поговорят. Потом в карантин.
Вот и все. Больше он не атом, не ион в свободном полете. Теперь отступать было поздно. Даже если бы он захотел, никто бы его не выпустил. Но даже сейчас, когда его уводили в неизвестность, Данилов ни о чем не жалел. Он не вчера родился и не ждал иного приема, с цветами и речами. Все же эти люди, несмотря на автоматы в руках, отличались от тех, кого он встречал за эти месяцы. Их форма была аккуратной и почти единообразной, да и вели они себя как подразделение, а не шайка.
