— Освободи желудок и по-новой на досмотр, скомандовал Алис Грэйв.
Вице-президент вернулся, поправляя штаны, но, теперь электроника пристала к нестандартному запаху изо-рта. Без всякого газоанализатора все собравшиеся чувствовали, что от заместителя корпорации несёт самогоном за версту.
— Где он в Америке достал русский самогон? — удивился президент. — Да ещё такой вонючий…
— Может быть, на Брайтон Бич? — предположил Гаусс.
— Вполне возможно…
В конце концов все препоны были преодолены. Массу со всеми почестями извлекли из сейфа и отправили в лабораторию…
Глава четырнадцатая
Командир! Атлантида — буль-буль!
Утром у Виноградова болела голова. Он решительно не помнил, когда успел присоединиться к веселью. Всё произошло настолько спонтанно, что восстановить в памяти хронологию прошедших событий не представлялось возможным. «Ну и пёс с ним!» — посетила командира здравая мысль. В своей решительности разум опирался на плохое самочувствие, при котором, не то что думать, а шевелиться было трудно. Кряхтя и охая, Анатолий Андреевич поднялся со шконки и подошёл к встроенному, в стене, шкафу. Он заменял командиру корвета и стол, и гардеробную. Рядом с мундиром мирно соседствовал бар, в котором хранились редкие напитки для незваных гостей, любящих приезжать с незапланированной проверкой. Затем он оглядел стол, как-будто первый раз его видел и присел на край мягкой баночки. Полностью усесться в кресло не хватало: то ли сил, то ли желания. У самого псевдоиллюминатора, всё-таки отражающим действительную картинку внешнего мира, лежал кусок лунного грунта. Реголит Виноградов прихватил с лунной поверхности ещё в прошлом году и теперь не знал, зачем ему это понадобилось. Ну, камень, как камень — разве что с Луны. «Ну и пёс с ним!» — посетила его вторая, за утро, здравая мысль. Командир покрутил в руках голографическую карту, представленную маленькой металлической коробочкой и вернул её на место. Приложить руки было решительно не к чему, на что родилась третья здравая мысль, посетившая Анатолия Андреевича за это утро: «Ну и пёс с ним!» Он решительно встал, оделся и пошёл с плановым обходом по кораблю.
Спецназ стонал в кают-компании. Никто даже предположить не мог, насколько после домашнего вина трещит голова. Во всём теле лёгкость и даже приятная невесомость, а вот голову, как-будто набили свинцом, который постоянно проворачивался внутри черепной коробки невидимым механизмом.
Эксперт по электронике Кэрол Хари крутила в руках каменную вазу, прихваченную мимоходом вместе с ольмекской головой. Ваза имела странные свойства: внутри она была сильно намагничена, а вот снаружи — никаких намёков на магнетизм.
— Что бы это значило? — спросила она вслух.
Мухина, сидящая рядом и не страдающая похмельным синдромом, в связи с умеренным потреблением горячительных напитков, высказала свою точку зрения на предмет странного магнетизма:
— Этот камень, из которого ваза изготовлена, изначально имел сильные магнитные свойства. При нагреве в восемьсот градусов по Цельсию, происходит утрата постоянных магнитных свойств. Камень надо умудриться нагреть так, чтобы одна сторона раскалилась моментально, а другая оставалась холодной.
— А что, после остывания магнитные свойства каменной вазы не восстанавливаются? — удивилась Кэрол.
— Спроси специалиста.
— Значит, умели как-то…
В разговор вмешалась Кузнецова, высказав свои сомнения:
— Вопрос другой — зачем это надо было делать, если учесть тот аспект, что ваза на ключ непохожа…
— Какой ключ? — удивилась Мухина, искренне раскрыв глаза на полную катушку.
— Долгая история в археологию, — вяло отмахнулась Люся. — Потом, как-нибудь, поговорим. У меня голова хоть и не болит, но самочувствие оставляет желать лучшего.
В кают-компанию завалился главный инженер корабля. Пьер Габо имел крайне помятый вид и неистребимое желание чем-нибудь поживиться. Это желание отражали его глаза и подчёркивал хищный взгляд. Присоединившись к страждущим пехотинцам, которые поправляли пошатнувшееся здоровье, он несколько обмяк и теперь излучал энергию благодушия, блаженно улыбаясь в пустоту. Хари, имеющая характер проявлять любопытство на всех уровнях бытия, подойдя к Гиббону спросила:
— Зачем в зоне предбанника ядерного реактора стоит бесцветный монокристалл топаза?
— Для определения безопасности, на предмет пробоя ионизирующего излучения, — лениво ответил Пьер. — При облучении ионизирующей радиацией, бесцветный топаз окрашивается сначала в коричнево-оранжевый цвет, затем в янтарно-коричневый, и наконец — в голубой. При электронном пробое он приобретёт нежно-голубой цвет, а при нейтронном облучении — пронзительный, глубокий сине-голубой цвет. Этот прибор не выйдет из строя и никогда не подведёт!
— А-а-а! — многозначительно протянула Кэрол, выражая этим мычанием полную понятливость.
От такого любопытства, главному инженеру закралась мысль, заключающаяся в том, чтобы топаз оставался на своём месте. «Того гляди сопрут!» — не покидал сонм сомнений.
— Да не нужен нам твой камень! — эмоционально крикнула Мухина, словно прочтя мысли Пьера.
В ответ на это заявление Гиббон только захлопал ресницами и вернулся к утренней трапезе, так как всё-равно ничего не оставалось делать, а только поверить бабам на слово.
Через непродолжительное время стоны стихли, а причитания прекратились. Кузнецова раздала всем по две таблетки примитивного «Цитрамона», так как точно знала, что в этом случае клин клином не вышибают. Не получится! Как и в случае с шампанским, красное вино имеет коварные свойства, когда его переберёшь. Девять пустых десятилитровых бутылей стояли вряд возле стены. Посуда из-под крепких напитков валялась рядом и её никто не подсчитывал.
В кают-компанию заглянул Виноградов и главный инженер оживился. Он подошёл к нему и задал мучивший его вопрос:
— Анатолий Андреевич! Поговаривают, что на кораблях космофлота двигатели модернизировать будут?
— По кой пень? — искренне удивился командир и от неожиданности склонив голову набок.
— Я слышал, что теоретически открыли гипотетические поля видоизменённого вакуума и, если на них воздействовать мощным электрическим разрядом, то скорость корабля увеличится.
— Во-первых, — пояснил Виноградов. — Мы и так куролесим на пределе человеческих возможностей и попади в такое поле, в экстремальном режиме полёта, то можешь считать себя покойником, а во-вторых… Ну, допустим — мы попали в это поле и прошли его до конца. Дальше что? Ветер кончился?
