Сага о Годрланде - Наталья Викторовна Бутырская

От тяжких дум меня спасли Феликс Пистос с Милием, внезапно нагрянувшие к нам в дом. Я их не видел с похорон Альрика.

Милий, как обычно, улыбался, а вот Феликс выглядел смурным.

— Уважаемый Кай! Уважаемый Тулле! — воскликнул бывший раб, а ныне вольноотпущенник Пистоса. — Радость от нашей встречи бесконечна, как вода в море. Молодой господин пожелал увидеть вас, и мне посчастливилось сопроводить его.

— Всё никак не пойму, что изменилось после того, как тебе дали волю, — проворчал я, хотя их появление спасло меня от скуки.

— Я уже говорил, что отныне могу…

— Да помню. Жениться, не жениться, нельзя продать, но, как и прежде, ты бегаешь по поручениям Пистоса.

Заговорил Феликс, и Милий вновь стал его голосом:

— Молодой господин хочет спросить совета.

Я махнул рукой, приглашая их сесть на сарапский ковер с подушками, сам примостился рядом, а Тулле и так не вставал. Пистос глянул на нашего жреца недовольно, но прогонять не стал.

— Господин вернулся домой, твердо намереваясь изменить свою жизнь, только это оказалось сложнее, чем он думал. Старые друзья зовут его на встречи, как раньше, видят в нем прежнего Феликса и говорят с ним, как с прежним Феликсом. Он, конечно, может отказываться от веселых пиров какое-то время, но зачастую многие важные решения принимаются именно на таких гуляниях, и раз уж молодой господин желает помогать отцу в его делах, он вынужден ходить туда.

Во время похода Милий говорил с нами просто, а как вернулся в Гульборг, снова начал плести словесные кружева.

— И что? Пусть ходит.

— Молодой господин боится, что не устоит от соблазна и снова выпьет вино забвения. А если он попробует хоть глоток, то уже не остановится. Он говорит, что даже сейчас его тянет к непентесу. И виной тому сам Гульборг, его улицы, запахи, люди. В пустошах такой тяги не было.

Значит, и Феликсу приходится бороться с внутренними тварями. Неужто у каждого своя такая битва? Я глянул на Тулле. А с чем борется он? Впрочем, нет, я не хотел этого знать. Одни лишь боги ведают, что живет внутри жрецов Мамира.

— И что? Он хочет вернуться в пустоши?

Милий рассмеялся:

— Конечно, нет. Может быть, потом. Сейчас он просит даже не совета, а помощи. Говорит, что ему нужен тот, кто сумеет удержать его от соблазна, — бывший раб замолчал.

Молчал и я. Молчал Тулле.

Наконец Милий не выдержал:

— Молодой господин хочет, чтобы ты, Кай, сопровождал его на такие встречи. Либо ты, либо Сварт.

— Чтобы я ходил с ним на пиры, верно?

— Ну да.

— И мешал ему пить?

— Не только пить. Еще играть в кости, ложиться с песчанками, вдыхать дурманящий дым, драться и объедаться.

— Зачем тогда вообще ходить на пиры?

Как по мне, Феликсу тоже скучно в Гульборге, потому он и захотел снова ходить на гуляния. У его отца рабов полон двор, а забот вовсе никаких. Жениться бы ему, так сразу скука бы прошла.

— Молодой господин обещает всегда брать меня, чтобы я помогал понимать их речи. К тому же кто-то может и нанять твой хирд, там люди собираются богатые.

Так-то я уже был согласен, но не успел ничего сказать, как Пистос заговорил снова.

Милий вздохнул и сказал:

— Молодой господин предлагает плату — три илиоса за один вечер.

— Нет, — сразу же отказался я. — За плату не пойду.

Феликс заметно расстроился.

— Молодой господин оскорбил тебя? Потому что предложил золото, как наемнику, а не попросил, как друга? — всполошился Милий.

— Нет, — отмахнулся я. Это ж надо было выдумать такую чушь. — Если я пойду на пир, так чтобы повеселиться там. За золото же придется пить меньше, а присматривать за Феликсом больше.

Словом, договорились мы. Пистос сказал, что я могу брать с собой двоих-троих ульверов, коли захочу, а еще порадовал тем, что мне брить лицо и надевать их смешные платья не нужно.

— Сразу видно, что ты не фагр и не сарап. И если вырядишься, как здешние, они подумают, будто ты стараешься стать фагром, и будут смеяться. А если придешь в своей одежде и с топором, никто смеяться не будет. Все знают о вспыльчивости северных людей.

На том и порешили.

* * *

Шли дни, а Пистос всё не звал.

Я счел, что фагр передумал, и выкинул его из головы. Чтобы привыкнуть к новой руне, по утрам и вечерам я дрался с Квигульвом и Рысью. Им тоже оно не помешает. Мы бились и голыми руками, и на мечах, и на топорах. Понятное дело, что я побеждал, все же у меня на руну больше, но стоило Квигульву взять любимое копье, как его силы удесятерялись. Мы с Леофсуном вставали против него вдвоем и то не всегда одолевали.

А в полуденную жару я пил холодное вино и пытался говорить с Лавром, выучил несколько слов на фагрском языке, да и раб понемногу запоминал нордскую речь. Пока среди ульверов, помимо Хальфсена, лучше всех знали фагрский Рысь и, как ни чудно, Трудюр, видать, ради баб расстарался.

Потому, когда Пистос всё же прислал весточку, я позвал с собой Леофсуна и Квигульва.

Хотя Феликс сказал, что нам нет нужды заботиться об одежде, мы всё же принарядились. Жаль, что я волосы не успел отбелить по старой памяти, зато надел красную рубаху с шелковыми вставками, лучшие штаны, желтые обмотки, чуток посомневался, но все же натянул сапоги, что купил в Альфарики. Да, туговаты, так не в поход же иду, а на пир, коли что, так сниму. Расчесался, волосы по бокам заплел в косы, надел несколько браслетов, колец и цепей, чтоб здешние богатеи не думали, что к ним нищий норд пришел. На поясе красовался мой топорик, там же болтался кошель с монетами, поясной нож, мешочек с огнивом и трутом, конечно же. Пригладил скудную бороду, что уже полностью закрывала подбородок, и счел, что выгляжу ну никак не хуже других.

Правда, я не понимал, как можно устраивать пиры в бане. Там же тесно, мокро и жарко! Вся одежда вымокнет. Милий, посланный Пистосом, уверял, что ничего не перепутал, и что здешние бани не похожи на наши. Но я что, бань никогда не видел?

А оказалось, что таких и впрямь не видел.

Когда мы подошли