Удар пришёлся перерожденцу по уху, но тот клыком умудрился зацепить руку Котиля, нанеся ему ещё одну рану. От удара пёс потерял равновесие и обрушился на лабораторный стол, который сорвало с места и бросило на стеклянную дверцу шкафа. Дверца разлетелась вдребезги, шкаф тряхнуло, и с его полок, создавая какофонию звуков, посыпалась всякая дребедень. После этого шкаф, с противным визгом двигая стол, накренился и застыл, опираясь о него, словно раненый боец, поддерживаемый верным товарищем. Порция кислорода, выпущенная из баллона, на этот раз оказалась особенно большой, и Котиль почувствовал себя хуже. Силы оставляли его, в ногах появилась слабость, раны болели всё сильнее; кровь, серая кровь перерожденца густо стекала по руке. С этой отвратительной на вид, но жизненно важной для него жидкостью, исходили из тела силы, таяла уверенность в себе, умирала надежда спасти от нечеловеческих экспериментов Вику.
Но сдаваться он не собирался. Сколько, интересно, серой крови в его сером организме; да важно ли это! Гораздо важнее, сколько в нём воли к победе, сколько огня в исстрадавшемся сердце, сколько жажды справедливости в душе!
Пёс, тоже раненый, оглушённый ударами тяжёлого баллона, но поддерживаемый обилием в атмосфере лаборатории кислорода, зарычал как-то особенно злобно. Котилю даже показалось, что он увеличился в размерах, как некое сказочное неуязвимое чудовище, которое от наносимого ему урона приобретает всё большую мощь. Отчаяние, словно притаившийся, а теперь вдруг оживший враг, стало сжимать сердце Котиля — всё было на руку его злобному противнику, всё оборачивалось против него самого! Но тотчас, понимая всю опасность возможности расклеиться в такой момент, обозлившись на себя, он постарался одним мощным порывом прогнать это отчаяние. Оно мешало ему, отнимая больше сил, чем кислород, предательски стравливаемый из баллона. Он снова огляделся, пытаясь отыскать более подходящее оружие для защиты, но ничего не увидел. Автомат с пустой обоймой лежал за собакой, и он, не имея выбора, тяжело дыша, крепче взялся за кислородный баллон.
Тварь, перебирая лапами, готовилась к решительной схватке, но тут в двери провернулся ключ, такой обыденный звук во время фантасмагории неземной битвы. Котиль обернулся и увидел в дверном проёме раскрасневшуюся, с каплями пота на лбу физиономию Кащея.
— Сейчас поглядим, что ты тут прячешь, — злобно, предвкушая добычу, обронил тот, обращаясь к кому-то в коридоре, и перехватил поудобнее автомат. — Ох, ни хрена себе, что за тварь!
Собака развернулась к нему и зарычала. Грязная шерсть её стояла дыбом, коричневые клыки утопали в пене ярости. Кащей вцепился в автомат, выставив его перед собой, словно не оружие, а просто палку. Пёс прыгнул, и Кащей судорожно нажал на спуск. Несколько пуль попали собаке в голову, но она вцепилась ствол, не изменяя решимости сражаться до последнего. Побелевшими пальцами Кащей давил и давил на спусковой крючок, хотя патроны уже закончились. Тварь захлебнулась собственным рычанием, изо рта и ран на голове обильно потекла грязно-белая жидкость. Несмотря на это, пёс, отпустив ствол автомата, не в состоянии больше рычать, двигаясь медленно и неуклюже, бросился на Кащея и схватил его за ногу. Но сил у перерожденца уже не было. Жизнь покидала его. Туловище его, тяжело упавшее на пол в лужу собственной крови, если это можно было так назвать, словно кто-то пролил пол-ведра издававшего отвратительный запах клея, задрожало в агонии.
Кащей с бледным лицом схватился за оцарапанную клыком ногу и выругался матом.
— Что за образина! Откуда она взялась? Ещё заразу какую занесёт…
Рассмотрев худющую голень и убедившись, что ничего опасного нет, он прошёлся по лаборатории, с опаской поглядывая на мёртвую собаку и по-прежнему выставляя перед собой бесполезный уже автомат. Когда до него дошло, что бояться нечего, он злобно пнул пса ногой и сплюнул ему на голову.
— Поразводили тут нечисть всякую… а ничего толком у них и нет, — прохрипел он, глядя на Котиля. — У охранников мобилы забрали, у одного, правда, золотая гайка была. Ну, ничего, ещё пошарим. Там баба какая-то привязанная на столе лежит.
— Какая баба? Где привязанная? — спросил Котиль, стараясь унять тяжелое дыхание.
— Да там, — Кащей махнул в неопределённом направлении. — У неё сережки есть…
Котиль поставил на пол тяжело грохнувший баллон и поспешил из лаборатории. В коридоре он чуть не сбил с ног того самого человека в белом халате, с растерянным видом спешившего к выходу. Проигнорировав его, Котиль ворвался в помещение, похожее на операционную, с лампами над столом и медицинским оборудованием вокруг него. На столе лежала Вика в одной ночнушке, руки и ноги её были перетянуты ремнями. Рядом, с растерянными лицами, стояли Андрей Михайлович и доктор Левак в белых халатах. У двери, скорчив злобную физиономию, торчал Заноза, бравурно поигрывая пистолетом.
— Вика! — заорал Котиль и злобно сверкнул глазами на людей в белых халатах. — Что вы с нею сделали?!
Он расстегнул ремни, которыми Вика была привязана к столу, и обеспокоенно стал спрашивать её что-то о самочувствии. Она испуганно посмотрела на него, на его страшную серую физиономию, на подбородок, покрытый черной щетиной. Медленно поднявшись и сойдя с операционного стола, она, вдруг вспыхнув, быстро подошла к Андрею Михайловичу и звонко влепила ему пощечину. Выждав пару секунд, словно решая, стоит ли продолжать, она остервенело принялась молотить его кулаками, а он прикрывался и отходил, что-то растерянно бормоча.
— Сволочь! — отчаянно, со слезами на глазах заорала она и отступила, закрыв лицо ладонями.
— Нам надо уходить отсюда, — проговорил Котиль, взяв её за руку. Она вырвала руку, со злобой и страхом отшатнувшись от него.
— Я не хочу, не хочу!..
Она снова закрыла лицо ладонями и заплакала, отступив и ссутулившись, словно тяжкий груз опустился ей на плечи.
— Что ты не хочешь? Я так спешил, чтобы спасти тебя!..
— Не надо было меня спасать! Пусть лучше бы сделали мне аборт! Или вообще убили бы!
— У тебя все нормально! Ты родишь нормального ребенка!
— Откуда ты знаешь? Что вы все можете знать?! Сначала говорят, что нормально, а потом… мало ли что! Аборт, только аборт! А потом забыть, все забыть, всех вас… и тебя в первую очередь!
Она кричала во весь голос, истерически, пронзительно, заплаканное лицо её раскраснелось. Котиль застыл неподвижно возле операционного стола, в позе оскорбленного недоумения, выбитый из колеи, не зная, что делать дальше. В операционную, пошатываясь, ввалился Кащей, опустив автомат с пустым магазином. Озабоченно осмотревшись, он медленно сделал пару шагов.
