догадливость. Не приведу же я возможного врага прямо к временной точке дислокации.
– Молодец, – похвалила она его, думая про себя о том, как выкрутиться теперь в ситуации с Портером, который не только ныне не будет знать, где она находится, так еще и, возможно, обладает иммунитетом, который может спасти Питера. По-хорошему надо сдать его с потрохами, спасти своего товарища, но пока она не увидит тело, никаких действий не будет предпринято.
Остин тащил сумку на плече, выйдя в коридор, он свернул направо и, пройдя метров двадцать до ближайшей двери, развернулся к Свете.
– Вот и пришли.
– Что, и это все? Да минуты две заняло.
– Да, спрятался у самого носа, хитрость, знаешь ли. – Он явно тянул, чего Света не особо терпела.
– Так, харе чушь нести, в чем дело?
– Да, прости, я до сих пор еще отхожу от того, что провел здесь уже три дня… Нечасто такое бывает, знаешь ли. Так много событий, еще и ты здесь.
Оглянувшись на Т-образном перекрестке, безрезультатно надеясь заметить Портера и подать ему сигнал, она не сразу, но все же зашла в главные двери медицинского центра научного сектора станции. Света плавно шла за Осом, мимо ресепшена, в нескольких метрах от дверей, прямо вглубь, минуя пустеющие палаты по сторонам, где в каждом сантиметре читался происходящий тут ужас, где была проиграна каждая битва за жизнь, оставив после себя последствия разрушений и ужасных биологических разложений всех участников страшных событий. В центральном проходе лишь местами работало освещение, оставляя в ширине на три метра пространства очень много темных пятен, причем сам этот коридор, вмещающий в себя несколько каталок и множество мусора, был тем еще полем резни. Кровь, битые стекла, царапины от когтей, следы от огнестрела, даже некоторые, когда-то забаррикадированные палаты, умело выломанные монстрами, не просто кричали ей о бесчисленных невинных жертвах. Все это место всерьез давило – с каждым разом сильнее и сильнее… Дойдя почти до развилки, откуда идет проход налево и направо, Остин остановился перед последней дверью слева. Закрытая, находящаяся в тени из-за разбитых ламп со всех сторон, дверь была в глухой стене, хотя большинство палат имели рядом с проходом окно для наблюдения.
Перед тем как войти, Остин глянул на Свету, словно проверяя ее состояние, после чего уже более собранно огляделся вокруг, явно убеждаясь в отсутствии кого-либо еще, и после сразу же открыл изображение с камер, к которым он вручную как-то подключился. В этот момент ей явно было куда интереснее, чем ему, ведь где-то там был Портер, который влегкую мог начать искать ее или же просто бродить в поисках чего-то. Света подошла к Остину, сохраняя спокойствие, делая вид, что ей просто интересно, и, мельком взглянув на четыре появившихся маленьких экрана на планшете в предплечье его костюма, выкинула этот страх из головы.
– Чего ты так волнуешься, мы уже здесь? – решила она срезать все углы, вынудив Остина чуть вздрогнуть, явно не ожидая ее громкого возмущения, что, собственно, было не удивительно еще и потому, в каком он ныне состоянии. Нажал на панель, дверь открылась. Они вошли в абсолютно лишенное света помещение, и двери закрылись уже за спиной.
В три этапа включились потолочные и напольные лампы, расположенные по центру и краям, они закончили свое пробуждение под ногами Светы и Оса. Слева была глухая дверь в соседнюю палату, как подметила Света. Сами они находились в лаборатории, по стене справа и слева стояли столы с приборами, аппаратурой, несколько компьютеров – и все это относилось к системе криокамер. Впереди, прямо напротив входа сюда, были прозрачные двери, ведущие в подобного же размера зал с криокамерами, установленными у дальней стены в числе пяти штук. Стена, отделяющая одно помещение от другого, также была прозрачна, благодаря чему Света увидела упакованного и погруженного в анабиоз Питера. Подошла вплотную к стене – и все ее внимание привлек он, спрятанный в вертикально стоящей криокамере, где через прозрачное окно в крышке была видна верхняя половина Питера, чье лицо скрывала маска.
– Он взял с меня слово, а я, дурак, верил, что времени еще полно, но… Я взял все в свои руки и сначала нейтрализовал его, а потом поместил сюда, чтобы замедлить все процессы в организме, как ты уже заметила.
– Что?! – Света развернулась к Остину, в это время стоявшему в центре кабинета, шагах в пяти до нее. – Хочешь сказать, он не знает о том, что сейчас происходит?
– У меня не было выбора, – ответил Остин, преисполненный уверенности в своей правоте, что не могло не злить ее.
– Ты не имел права!
– Нет! – резко сорвался он, явно не желавший иной правды. – Я сделал все правильно, сделал так, как меня учили! Я спас его! Пока что он в безопасности! Такова моя работа – спасать, этим я и занят.
– У нас есть приказ…
– Да, да, да, задача важнее нас, живых людей, тех, кто жизни свои отдает в угоду большего блага! Я не пытаюсь подорвать доверие к приказу, наша задача исполнять, не обсуждать, это я понимаю. Только эта станция никуда не денется, а вот он вот-вот помрет, прямо здесь, у меня на руках. Уж прости, но Вектор сейчас для меня чуть менее важен, чем жизнь человека. Я больше не хочу никого терять. Я понимаю, насколько это рушит мою карьеру, но я устал выбирать между приказом и людьми, устал от того, что мы все – это расходный материал.
Света ничего не говорила, лишь смотрела на него, измотанного и разочаровавшегося в самой жизни. Никто не застрахован от такого, все мы люди. А здесь легко теряется и чувство времени, и уж тем более понимание масштабов. Ведь сейчас, кроме Питера, для Остина никого нет, и нетрудно догадаться, как страшна для него сама мысль о том, что вернется он отсюда один. А ведь он врач, его задача спасать людей, и он с ней не справился – опять. Ей так хочется дать ему по роже и привести в чувство, аж руки чешутся вынудить его привести себя в порядок, но это может сейчас спровоцировать его не так, как ей необходимо.
– Ос, ты не думай, я прекрасно тебя понимаю. Очень трудно оставаться непредвзятым в моменты, когда гибнут твои сослуживцы и друзья. Но кто-то должен делать эту работу, а если ты не справляешься, то продолжать оставаться здесь – это значит приносить еще больше вреда.
– Не все такие черствые, как ты, Света. Не все могут топить эмоции и забывать про человечность.
– Я не это имела в виду, я…
Она замолчала, чувствуя, как уперлась в своеобразный логический тупик. Ведь на самом деле
