жив. Ещё две женщины были без сознания и имели серьёзные повреждения внутренних органов. Каких, думаю, не стоит уточнять.
— Авось, получится, — пробормотал, опустившись на колени рядом с жестоко избитым еретиком и положив ему на грудь обе ладони. — Пристэнсилла, помоги.
Энергия ушла в чужое тело, как кружка воды в сухой песок. Я не был уверен, что это поможет, как помогало изгнать скверну из тел заражённых в Лаконе. К счастью, сомневался зря.
— А-а, — застонал избитый, пошевелился и сделал попытку подняться. К моему удивлению, это у него получилось.
— Камор! — к нему бросилась еретичка. — Любимый!
«Охренеть Санта-Барбара тут… ну и твари же», — со злостью подумал я, подразумевая стражников. Тут не нужно быть мудрецом, чтобы догадаться о подоплёке происходящего в караулке. Ублюдки-тюремщики на глазах мужа или жениха насиловали его избранницу, попутно демонстрируя друг перед другом свои навыки рукопашного боя, используя его в качестве макивары.
— Господин, один из них ушёл недавно в уборную. У него проблемы с животом были, — привлёк моё внимание тот, кого я снял со стены.
— Чёрт, — встрепенулся я, — как же я забыл о нём. Где он?
— Дальше по коридору в самом конце камер. Я могу показать.
— Не надо, — отказался я. — сам справлюсь. Вы же отсюда не выходите. Ясно?
— Да, господин.
— Скоро вернусь.
Я бегом пронёсся по коридору, краем глаза обратив внимание, что слева и справа расположены камеры. Большая часть их была пуста. Лишь в шести сидели люди. К слову, то тусклое освещение, что привлекло моё внимание немногим ранее, шло из них. В каждой под потолком висел тусклый магический «светляк» размером с мой кулак. Получается, что заключённые во время обхода были видны, как на ладони. А вот стражник оставался в тени. При умении ходить тихо, не топоча сапогами по каменному полу и не гремя доспехом, он превращался в невидимку. То есть, услышать и увидеть то, что пленники не желали сообщать постороннему, да ещё и врагу.
— Дрегори?! — крикнул я, когда упёрся в стену и не увидел никакого туалета или прохода дальше.
— Что? Кто там? — раздался справа натужный мужской голос. Оказалось, что в уборную вёл узкий Г-образный проход в самом углу. Свет не пропускали матерчатый полог и поворот, которым было загорожено, эм-м, очко, и потому казалось, что стена монолитная.
Пройдя по нему, я откинул в сторону тряпку и сообщил ошарашенному мужику, сидящему в позе гордого орла:
— Гонец с приказом на увольнение.
— Ч-чего-о?
Этого я жалеть не собирался и проткнул ему клинком сердце. После этого вернулся назад. Оказалось, что сделал это вовремя.
— Эй, а ну оставь его! — рявкнул я на женщину, которая душила стражника ремнём, затянутым на его шее. — Он мне нужен для допроса. Блин, что ж вы натворили-то? Тьфу.
Я смачно плюнул на пол, который сейчас был залит свежей кровью. Семеро из восьми стражников плавали в лужах этой алой жидкости.
— Господин…
— И когда только успели, — оборвал я мужчину, попытавшегося что-то сказать в своё оправдание. — Кого мне теперь допрашивать?
— Простите.
Пару минут я кипел внутри. Так и хотелось пару раз врезать всем присутствующим, вроде как макнуть кота в лужу, что он напрудил у порога. Но в этих людях и так душа чуть держится. Да и досталась им так — врагу не пожелаешь. Немного успокоившись — как раз энергия в теле восполнилась — я подлечил двух женщин, что всё ещё пребывали без сознания. После этого решил устроить, так сказать, ликбез на тему происходящих событий для этой пятёрке.
— Ладно, уже ничего не вернёшь. Я от той, кого вы называете старыми богами. Это создательница Пристэнсилла…
За пять минут я довёл до них нужную информацию, задал несколько вопросов, получил на них ответы. Потом с одним из мужчин направился к камерам, где сидели еретики. Там мне опять пришлось применять свои навыки паладина, чтобы поставить на ноги раненых. Таких набралось шестеро, остальные хоть и выглядели неприглядно, имели раны и следы сильных побоев, но на ногах стояли крепко. Всего же еретиков в тюрьме было девятнадцать человек, из них четверо детей от семи до одиннадцати лет. Вчера — двадцать шесть. Но трое умерли во время пыток, остальных куда-то забрали в первый же вечер, как привезли в тюрьму. И с того момента про них не было никаких известий. Искать я их не собирался. Тут бы вытащить этих.
После освобождения еретики (вот привязалось же это слово к языку, что не выбросишь, блин) очистили караулку, как кот тарелку со сметаной. Еда, оружие, доспехи, накидки и плащи поверх них для дежурства в плохую погоду, одеяла — забрали всё.
— Эта штука очень громко гремит, — предупредил меня Аббай, тот самый мужчина, которого избили до полусмерти и бросили умирать под дверью. Я в этот момент подошёл к барабану с цепью, собираясь приподнять решётку, чтобы люди могли пролезть под ней. — Очень громко. На всю тюрьму.
— Понятно. Значит, пойдём другим путём.
Опять мне пришлось терять время и энергию, чтобы раздвинуть прутья ещё шире. Всё из-за того, что в имеющуюся прореху не могли пролезть все спутники. Двое мужчин были крупнее меня, у других раны не позволяли так изогнуться. Всё это время я опасался, что в самый неподходящий момент сверху спустится кто-нибудь из врагов. Тогда дальше придётся прорываться с боем.
Но провидение нас хранило.
Двор был чистый, часовые — всего трое — смотрели куда угодно, но не в нашу сторону.
— Если загремите награбленным барахлом и поднимите тревогу, то я вас брошу, — предупредил я еретиков.
— Это трофеи, снятые с врагов, — пискнул кто-то из толпы, пока Аббай стоял передо мной с опущенным взглядом и молчал.
— Трофеями они были бы у меня. А с вашей стороны — это мародёрство и грабёж, — чуть повысил я голос. — Понятно?
— Понятно, господин, — торопливо произнёс Аббай.
Я привык действовать в одиночку, а тут мне на шею свалились два десятка человек, часть которых обуза. Мало того, их неряшливость — я о поведении этих людей — тоже подбешивала. Половина из того, что я им говорил внизу, уже вылетела из их голов. От них было шума столько, сколько не издаст и стадо коров с колокольчиками, пришедшее на водопой.
Внутреннюю территорию тюрьмы охраняли трое часовых. Один стоял у ворот и два бродили по стенам. Вот с последних я и решил начать. Использовав сверхспособность, я миновал открытое пространство внутреннего двора и поднялся на стену. Там в темноте подождал, когда дар
