— И что же он хочет?
— Увеличения наших поставок. Не оружия — как заявили русские: «Возможно, вам оно сейчас нужнее», — но стратегических материалов. И продажи им оборудования — за золото.
— Не только за золото, — вставил «аристократ». — А не подскажете ли, какую долю они покрыли доходом от «Индианы Джонса»?
— У моих русских партнеров есть пословица: «Кто первым встал, того и тапки», — отрезал толстяк. — Или у нас в Америке кто-то осуждает бизнесмена, совершившего удачный бизнес? Вы что-то имеете против фильма, от которого в восторге все Штаты? Скажите это зрителям — и я посмотрю, кого линчует толпа.
— С этим фильмом, кстати, слишком много вопросов. Снят шедеврально, но совершенно в не характерной для русских манере. Имена сценариста, режиссера, актеров неизвестны. Фирма — некий «СовЭкспортфильм», неизвестный никому из русской же кинобогемы. Мало того, артикуляция актеров показывает с достаточно высокой вероятностью, что они говорят на английском языке — это как вы объясните?
— А никак, — развел руками толстяк. — Я купил качественный товар, и меня не интересует его происхождение, если оно не предосудительно. Никто ведь не заявил об украденной собственности, так какие вопросы?
— Например, о судьбе наших американских граждан, если слухи верны, — заметил «аристократ». — Как когда-то у русских помещиков были целые театры из крепостных рабов, и вроде бы очень неплохие. Вряд ли публике понравится, что сегодня в русском ГУЛаге страдают американцы, поверившие посулам Сталина в депрессию, приехавшие в Россию и сгинувшие там в тридцать седьмом. Вместе с русскими безвестными талантами, которых палачи от НКВД сообразили не гноить на лесоповале, а использовать по профессии. По крайней мере, среди русской же богемы именно это мнение преобладает. И если этот фильм действительно снят нашими американскими гениями, которые мучаются сейчас в русском рабстве вместо того, чтобы быть звездами в нашем Голливуде, товар получается с душком…
— В долю не возьму, не надейтесь! — бросил толстяк. — А если шум поднимете, засужу. Если у вас не будет неопровержимых доказательств вместо слухов.
— Докажем, — ответил «аристократ». — И быстрее, чем вы думаете.
— Господа, так все же что будем делать с русскими? — вернулся к вопросу военный. — Мое мнение, пока оставить как есть. Если они не блефуют и действительно дойдя до границы заключат сепаратный мир и оставят нам и «кузенам» самим разбираться с Еврорейхом. Сейчас такая перспектива кажется мне совершенно не привлекательной.
— А перспектива захвата русскими всей Европы?
— Более далекой, чем первая. И что интересно, совершенно ее не исключающей. Представьте, что сегодня русские заключают с Рейхом мир, и смотрят, как мы и гунны взаимно истощаем друг друга. А, допустим, через год, отдохнув и накопив силы, снова вступают в войну и прибирают к рукам все, что плохо лежит у их границ. Между прочим, я совершенно не верю в возможность владения русскими Европой, у них для этого, тем более после потерь войны, совершенно не хватит ресурсов. Но вот воссоздать Российскую империю в прежних границах, присоединив Финляндию, Польшу, сферы влияния в Маньчжурии и Иране, и даже давнюю мечту русских царей — Проливы, это вполне реально. Понятно, что для «кузенов» это весьма неприятно, но, положа руку на сердце, чем это мешает нам? Может, действительно, позволить усатому русскому Вождю забрать мелочь, какую он хочет — ради того, чтобы он в сговоре с другим усатым не помешал бы нам взять все?
— Хорошо, тогда отложим. До прояснения позиции русских на ожидаемой конференции насчет послевоенного устройства мира. Когда Сталин возложит на себя определенные обязательства, пространство его маневра сузится намного. А пока лучше не злить медведя. Я это про турок говорю!
— А что турки? — удивился «аристократ». — Им же было сказано…
— Что мы ничего не имеем против, если они немного потрясут «кузенов», — докончил военный. — Ну а после будем посмотреть, ведь наши устные обязательства не будут иметь юридической силы? Но вот если они, поддавшись на уговоры Берлина, объявят войну русским, это, скорее всего, завершится тем, что русские сами, без нашего дозволения, возьмут Проливы, и я очень сомневаюсь, что отдадут назад. А вот будет ли Сталин вступаться за Ирак — это вряд ли.
— Если гунны соединятся с джапами, это будет плохо и для нас, — заметил «ковбой». — Может, стоит помочь «кузенам»?
— Как? — поинтересовался военный. — Сделать на Тихом океане больше того, что уже делается, пока нереально. Можем увеличить поставки «кузенам» собственно вооружения. Но что-то говорит мне, что через Иран гунны не пройдут, против русских им явно не везет. И для джапов Индия слишком большой кусок, чтобы ее проглотить. Так что предполагаю, что соединения фронтов не случится, хотя «кузенам» будет очень несладко. Но это ведь их проблемы?
— Принято, — подвел итог «аристократ», при молчаливом согласии всех. — Ну, и последний вопрос — это итальянцы.
— А что, они уже просят сепаратного мира?
— Нет, пока лишь осведомляются через посредников о позиции нашей и «кузенов» в случае применения Италией химического оружия сугубо против «дикарей». Для нас важны несколько тысяч или даже миллионов потравленных эфиопов?
— Ниггеры есть ниггеры, — пожал плечами военный. — И опять же, нас это к чему-то обязывает? Всегда могут найтись какие-то пострадавшие белые, солдаты или даже лучше — миссионеры. Идеалисты, кто лечит и учит бедных туземцев, погибшие ужасной смертью от бесчеловечного оружия. После чего мы сделаем с Италией все, что нам угодно и что потребует текущий момент.
— Не нравится мне это, — покачал головой «аристократ». — А если ситуация выйдет из-под контроля? И не может ли это быть хитрой игрой Гитлера подставить вместо себя друга дуче, а самому остаться в стороне? Если «итальянские» химические бомбы завтра полетят на головы британцев и русских.
— Ну не настолько же дуче глуп, — отрезал военный. — Чтобы не понимать, что после этого все забудут, что на карте была когда-то такая страна Италия. Оставить как есть — если хочет опять травить эфиопских ниггеров как саранчу, пусть травит. А мы посмотрим.
— Нет возражений, — подвел итог «ковбой».
Вивьен Ли, Русское Чудо. Глава из книги «Моя жизнь в кино».
Лондон, 1970 (альт-история)
После возвращения из Гибралтара я не могла спокойно спать. Мне постоянно снились взрывы бомб, пламя, крики горящих заживо людей. Впервые я столкнулась с войной так близко — смерть прошла краем, едва не захватив меня с собой. Оплот Британии, неприступная крепость, стоявшая там двести лет, огромные корабли с большими пушками, тысячи наших отважных парней, моряков и солдат — все оказалось пылью. Было невыносимо думать, что все, кто аплодировали мне в тот вечер, уже мертвы. И тот, кто спас меня, вытащив из воды — после, в Англии, никто из живых не признался в этом поступке. Никто так и не узнал его имени.
