Ознакомительная версия.
Наш мир пах совсем по-другому. Железом, порохом, кровью. Смертью.
Ненависть. Во мне начинало шевелиться тяжелое темное чувство, от которого руки наполнились колющей злобой. Я ненавидел. Ненавидел мертвецов. Сыть, бодунов, хляби и пади, раскинувшиеся по земле. Ненавидел всех, кто это допустил, испортил, засрал свой мир. Ненавидел всю эту бродячую, ползучую и прочую погань, щедро резвившуюся по ту и по эту сторону МКАДа. Ненавидел рейдеров. Бомберов. Прочих сатанистов, людское отребье, которое вместо того, чтобы мести нечисть железной метлой, убивает своих же братьев.
Смерть. Смерть им.
Всем.
— Давай уйдем, — сказала Алиса. — Я не могу…
— Нет. Мне надо в мастерскую… И не надо продолжать, уйдем, когда я скажу. Где мастерская?
— Это в научном блоке.
Мы вернулись в научный блок, и я починил карабин. Приклад. Конечно, приклад надо было уже менять — трещина рано или поздно разойдется окончательно. Но подходящего дерева не было, так что пришлось проклеить трещину смолой и стянуть сам приклад проволочным хомутом в три оборота. Получилось ничего.
Заточил лопату. К секире жнеца приделал хорошую рукоятку. Алиса сидела в углу на полу и наблюдала за мной. Через два часа я был готов.
— Все? — уныло спросила Алиса.
— Все.
— Уходим?
Я думал. На поверхности наступила ночь. Вылезать вот так в ночь опасно. Оставаться в разоренной подземной станице… Лучше уж на поверхность. Там все-таки знакомые твари, а здесь…
Нет, место поганое. Тут жизнь вряд ли уже наладится когда. Я бы не стал жить, смертью тут воняет.
Значит, на землю.
— Уходим, — сказал я. — Где ближайшие соседи?
— На Варшавской. Это совсем в другой стороне…
— Ладно, разберемся.
Возвращаться той же дорогой — через шахту до станции Коломенской, а потом на поверхность мне не хотелось, правило — тем же путем не возвращаются.
Я спросил — есть ли другой ход на поверхность. Ход был. Километра через три. Но пробираться надо через Нижнее Метро, вдоль внутренней трубы.
Вернулись на ферму. В дальнем конце зала имелся коридор, ведущий на другую ферму, расположенную уже вдоль тоннеля Нижнего Метро. Там в тишине и тепле росли грибы, много, белые, похожие на шарики, Алиса зажгла свет, и мы оказались между полок с этими самыми шариками. Много. А грибами не очень пахло.
— Очень быстро растут, — сказала Алиса. — Много получается.
Отправились мимо грибных полок. Хорошо тут все у них устроено было, правильно. Наверное, почти как раньше. Жили не тужили, еды много, фасоль с грибами. А потом…
— Здесь, — Алиса откинула в сторону лист тонкого железа.
Тоже дверь. С кодовым замком, цифры Алиса знала. Дверь в туннель была тяжелая, я отвалить не сумел, только вдвоем управились.
За дверью жило Нижнее Метро. Именно так, жило. Точно река текла, только никакой реки, конечно, нет, туннель и в нем труба в три моих роста.
— Ладно, — Алиса выдохнула и первой вступила в зеленоватое марево, которое вяло колыхалось справа налево.
Я тоже на всякий случай выдохнул и шагнул за ней, успев заметить, что стена туннеля толщиной никак не меньше метра. И не из бетона, а из самого что ни на есть железа.
Мне показалось, что я потерял ступеньку. Вот он, пол туннеля, светящиеся стены, с головой что-то произошло, глаза моргнули, пол провалился, я оступился…
Алиса меня поймала. Конечно, смешно все это, я упал и оказался на руках у девчонки. Все должно было произойти наоборот, но…
— Первый раз всегда так, — сказала Алиса. — Это от энергии.
Она улыбнулась. Как-то счастливо, беззаботно, точно и не было за спиной всего этого кошмара.
И я улыбнулся в ответ. Мне хотелось улыбаться. Даже больше, хотелось петь, песен просто я не знал. Тогда я решил прочитать тропарь. Благодарности. Понятно, почему тут овощи растут хорошо. Это от энергии. Энергии здесь много, вот и результат, благодатная мощь, вот как называется. Раньше наверняка эта мощь во всем мире распространялась, а теперь только здесь осталась…
— Эй! — Алиса хлопнула меня по щеке. — Эй, очнись!
Голова тряханулась, я открыл глаза.
Оказывается, я продолжал висеть на Алисе.
Выпрямился, повертел головой.
— Поэтому тут долго нельзя, — сказала Алиса. — Трудно уйти, хочется остаться…
Это точно. Хочется остаться.
— А оставаться нельзя. Организм перестраивается как-то, нет, не радиация, другое. Одним словом, опасно. И еще…
— Что стоим тогда? — спросил я. — Давай, по трубе, мелкими шагами!
— Я же говорю, тут еще…
Оказалось, что пройти вдоль внутренней трубы не так-то просто. Для этого надо было оставить все железное, потому что с железом тут тяжело ходить. Когда они ходили, они отправляли железные вещи на особой вверхтормашке.
Алиса показала на потолок. Там протягивались маленькие рельсы, к которым вверх колесами крепилась тележка с ящиком. В тележку складывали металл, и особая лебедка тянула его через эти полтора километра.
— Удобство, однако, — сказала Алиса.
Она подергала за рычаг на стене. Вверхтормашка не шевельнулась, не зажужжала, не поехала.
— Не поехало… — сказал я.
Алиса подергала еще.
— Не работает. Надо обратно.
Обратно я не хотел.
— Мы не пройдем, здесь очень сложно все устроено, — попыталась объяснять Алиса.
Я сказал, что пройду. Она опять попыталась меня уговорить, убеждала, показывала, как странно раскатываются по полу железные шарики, но я был упрям. Совсем недавно я прикончил смертоносную кровавую тварь, одолел какое-то невообразимое количество ее мерзенят, и я не смогу пройти вдоль трубы?
— В ту сторону? — уточнил я.
Алиса кивнула.
— Подумай…
Но мне не хотелось думать. Иногда думать вредно. Многие, кто думал слишком часто, теперь уже ни о чем не думают.
Я щелкнул пальцами, пристроил поудобнее Папу и пошагал вдоль большой трубы.
Алиса не спешила. Но я знал, что она пойдет за мной. Куда ей еще деваться?
Тоннель был почти прямой, далеко, наверное, в километре, не меньше, он немного поворачивал влево. Светло, видно хорошо, шагать приятно. Оглянулся. Ну конечно, Алиса медленно брела за мной.
Почувствовал не сразу, шагов через пятьсот. Тяжесть. Шагать стало чуть труднее, будто в рюкзак добавили пару кирпичей. На всякий случай я даже обернулся, чтобы убедиться — а вдруг кто на зашкирку пристроился? Никого. Алиса. Отстала шагов на двадцать. Пыхтела, пот катился. У меня тоже катился, воздух в тоннеле был сухой, неподвижный и подвижный одновременно. Странный, не как в Верхнем Метро.
Пить хотелось. Но я терпел, набирался злости, невидимое препятствие наполняло меня злобой, я пытался продавиться через эту злобу и ускорял шаги. Стал замечать, что кроме того, что не пускает вперед, так еще и вбок заворачивает, к трубе. Причем из-за этого притяжения я кривился, нагрузка на левую ногу возрастала, так что я даже вопреки собственным правилам перевесил карабин с левого плеча на правое.
Ознакомительная версия.
