Вездеход промолчал, не зная, что сказать. Реального шанса, что сын Анны Михайловны до сих пор жив, совсем не было. Молчание затянулось, и надо было хоть как-то продолжить разговор:
– Матушка, а как звали вашего сына?
– Зовут, а не звали! Мишка Скоморохов, среди вас Скоморох. Может встречал?
– Да нет, не приходилось.
– Да ты погодь, не спеши, имя могло и измениться – засуетилась женщина и, покопавшись в шкафу, достала старую фотографию. – Вот карточка, посмотри внимательно, не видал такого?
Вездеход взял в руки фотографию и начал рассматривать. Молодой круглолицый парень был сильно похож на свою маму, ясные карие глаза и русая бородка делали его похожим на какого-то героя из народных сказок. Лицо Вездеходу казалось знакомым, он только не мог вспомнить, откуда. Да и лет-то сколько прошло! На фотке парню лет двадцать, а теперь это уже должен быть зрелый мужчина. А ведь в Зоне стареют быстро. Если стареют вообще… По мере того, как он рассматривал фотографию, Вездеходу всё больше казалось, что он видел эти глаза раньше. Когда-то давно, и чёрт знает где, но видел! Промучившись минут десять да так и не вспомнив, он, отдавая фотографию, уже хотел сказать – нет, не видел – но Анна Михайловна не дала ему и слова вымолвить, зажав мягкой ладонью рот.
– Не надо! Не отвечай. Не говори ничего. Не говори ни да, ни нет! Просто возьми фотографию с собой. А вдруг найдёшь его, вдруг узнаешь…
Отвернувшись, она приложила к глазам передник, а сталкер, совсем растерявшись, сидел молча. Минутой позже с деланной бодростью в голосе, но не поворачиваясь, скрывая слёзы от гостя, Анна Михайловна сказала:
– Да что же это я, старая дура, пустыми разговорами гостя донимаю! Небось, устал, сынок, и спать хочешь? Ты иди, ложись. В чистой комнатке тебе постелено, а я тут ещё посуду мыть закончу. Иди, отдыхай. Утро вечера мудренее. Тогда и поговорим. Ступай, спокойной ночи!
Взгляд сталкера на секунду остановился на аккуратной стопке только что вымытых тарелок, но промолчав по поводу прозрачной лжи, он покорно ответил:
– Да, матушка, уже иду. Спокойной ночи.
Лёжа в сухой постели с закрытыми глазами, несмотря на дикую усталость, накопившуюся за последнюю неделю, Вездеход никак не мог уснуть. Неспокойные мысли тревожили душу, а вопросы без шанса на ответ занимали рассудок. Скоро полночь, а сна ни в одном глазу! Вот уже второй час проходит в странном оцепенении, а сна нет, как и не было. Внезапно отточенные сталкерские инстинкты подсказали ему, что он в комнате уже не один. Тихо, мягким, неслышным шагом к постели подошла Анна Михайловна. Мягкая, прохладная ладонь легла на пылающий лоб. Едва слышный шепот достиг слуха:
– Спи, сынок, отдыхай, набирайся сил, они понадобятся тебе завтра. Иди и найди моего сына, верни его ко мне. Укажи ему дорогу домой. Я знаю, впервые за последние двадцать лет наверняка знаю, всем сердцем чувствую, что ты найдёшь моего сынка, сталкера Скомороха. Ты первый вестник надежды в этом аду. Спешить не надо, времени у тебя достаточно. Я буду ждать вечно. Спи, родимый. Отдыхай.
Слова звучали как заклинание и Вездеход уснул. Этот измученный человек с нервной системой загнанного зверя спал сладким, детским, глубоким и безмятежным сном. Спал, как когда-то в давнем детстве, за долгие годы впервые чувствуя себя в полной безопасности. Так хорошо он не спал даже в своём убежище под двухметровым слоем бетона и за бронированной дверью полуметровой толщины. Он спал спокойно, потому что его сон берегли. Ему покровительствовала сила космической величины – материнская любовь. Он спал и видел сладкие, яркие сны, сны детства и юности, а не смутные, тревожные видения зрелого мужчины. И во сне он был счастлив.
Вездеход проснулся от того, что ему было холодно. Он лежал на земле в углу старой развалины дома. Рядом догорали головешки костра. Оглянувшись по сторонам и увидев стоящее в зените солнце, ему стало ясно, что проспал он больше двенадцати часов. Не зря же он чувствовал себя абсолютно здоровым и полным сил. Голова была чистой, как никогда за последние дни, только отголосок странного сна и то, что он не помнил, как ложился спать, слегка тревожили душу. Вездеход был голоден, как зверь, и поэтому решил сварить единственное, что у него ещё осталось – чай. Сугубо только ради иллюзии завтрака. Нагнувшись, он подхватил рюкзак, но чуть не вывихнул себе плечо, настолько тот был тяжёлым. Ошарашенный сталкер осторожно открыл мешок, и тупо уставился на его содержимое: свежий, явно домашний хлеб, колбаса, банки варенья и целый копчёный свиной окорок с кучей сала в придачу, наполняли рюкзак под завязку. Плоская жестянка с чаем тоже была на месте. Копаясь в вещмешке, Вездеход заметил кропотливо заштопанные дыры своего рукава. Комбинезон был аккуратно исправлен, вымыт и высушен. Осматривая свою одежду, он в нагрудном кармане нащупал прямоугольный листок толстой бумаги. С чёрно-белой фотографии на него смотрел молодой Мишка Скоморохов, сын несуществующей женщины, проживающей в доме, которого уже нет.
Изумлённый сталкер понял, что сон был не совсем сон, и дом с матушкой Анной всё-таки существовал. Не в этом мире, но где-то рядом. Вскарабкавшись на соседнюю стену, он пробовал сориентироваться. Стена с дверью была рядом, вот она, совсем близко, рукой можно достать, но вид у неё был совсем другой, чем вчера. Дерево растрескалось, и резьба была почти совсем неразличима, а густая паутина дополняла картину полного запустения, только ручка блестела полированной латунью. Было совершенно ясно, что открывать её нет никакого смысла, и что только один человек имеет право туда войти. Но этого человека сначала ещё предстояло найти. Собравшись в путь, Вездеход бросил прощальный взгляд на поляну. У неё была совершенно круглая форма с дверью в центре. Ни мутировавших растений, ни аномалий. Чистая земля. Вокруг, готовые ринуться вперёд, стояли густые заросли воинов Зоны, но никогда Зоне не удастся захватить эту поляну, ибо сила, которая не давала ей проглотить этот клочок земли, вечна, как само время и велика, как Вселенная. Это материнская любовь, и здесь её эпицентр.
Татьяна Никишина
Это сладкое слово – свобода
Мужчина с большим трудом разлепил глаза, перед носом лежал чей-то ботинок. Человек ткнул этот предмет обуви, на что тот едва не расквасил ему нос. «Блин, почему же мне так хреново?» – пронеслась в голове единственная связная мысль.
Мужчина резко сел, на что голова отозвалась сильной болью, а содержимое желудка попросилось наружу.
– Что, дружок, мутит после вчерашнего? – напротив сидел какой-то бородатый тип в грязном свитере.