– Пойдут, да только не завтра. Значит, так. Ты и твои людишки поступаете на службу, больно добрые бойцы из вас вышли, мне такие на границе не помешают.
– В боевые холопы сватаешь?
– Я разве что-то сказал про холопство? Насолили княжеству, теперь отслужите, не к себе на службу зову, а к великому князю в гарнизон Обережной. Чего так смотришь? Нет у тебя иного выхода. Знаю я, что все творимое в Гульдии твоих рук дело, даже то, что сами гульды тебе не приписывают. Потому как злости в тебе на них много и счет великий имеешь. До сей поры все было еще терпимо, но теперь, как я и сказывал, ты дошел до края и дальше ходу нет.
– Так чего мудрить? Нет дальше ходу, я и ходить не буду. Вот ни ногой к гульдам.
– Экой ты простой! Даже если ты на кресте поклянешься, что больше в Гульдию не сунешься, веры в том тебе нет. Остается следить за тобой, а сделать это на службе куда как сподручнее. И польза от тебя будет ощутимая. Опять же сегодня даже в Приютном уже не поймут, кто хозяин этого постоялого двора. Выходит, если тебя здесь не будет, то обитатели его в безопасности окажутся, а как свяжут тебя с Вепрем, налетит отряд да пожжет тут все. Повторения хочешь? Вижу, что нет. А коли так, то и выхода у тебя иного нету, кроме как идти служить ко мне в Обережную.
– А если я уйду на Длань?
– Я же сказываю – нет тебе веры. Может, ты сейчас и сам себе веришь, а завтра шлея попадет – и пошел гулять. А на службе не разгуляешься. Вот оно, подворье, и те, кого ты успел снова в сердце допустить, у нас под приглядом, так что от глупостей удержишься.
– Ну а если признают меня в крепости? Ить купеческий люд по переправе шастает.
– И что? Крепость – не подворье, отряду наемников не по зубам. А им предъявить нам нечего, потому как кем ты был до того, дело десятое, главное, что сегодня ты человек, на княжьей службе состоящий. Вот так-то.
– Значит, сейчас из-за меня целого посла прислали, а если они признают во мне Вепря, то предъявить нечего? Не вяжется.
– И чего тебе неймется! Пусть они хоть на пупе извернутся, никто тебя отдавать не собирается. Служилого княжьего человека отдать ворогу на растерзание… Ты сам-то слышишь, что говоришь?
– И когда я с той службой расквитаюсь?
– Служба – она пожизненная, нешто не ведаешь?
– Отчего же, ведаю. Да только я ведь хотел мануфактуру поставить, польза от этого княжеству немалая будет.
– Раньше нужно было думать, когда бедокурить в Гульдию полез. Да не журись ты. Коли дело стоящее, то Миролюб отпустит, он тех, кто полезным заниматься желает, только приветствует. Ты мне лучше вот что скажи, только по совести и без утайки. Новый барон Берзиньш – твоих рук дело?
– А если моих?
– Почто так-то жестоко? Ведь никого в живых не оставил.
– Люди барона пожгли тут все, и не только тут. Они тогда славно покуражились, за любое грязное дело брались.
– Полегчало?
– Не поверишь, воевода, полегчало.
– Все тебе простится и забудется, но только не это. Молва-то трезвонит, да что она только не приписывает Вепрю, даже плохие удои. Сам король и окружение его в это не верят, истинного виновника ищут, вот и ты молчи со своими людьми. Не было вас там, никто, кроме меня, ведать о том не должен.
Вот так и вышло, что Виктор и его люди оказались на службе у великого князя. Не сказать что это сильно его расстроило. Он уже понимал, что зарвался. Когда начинал, не подумал о том, что так вести себя может тот, кому нечего терять и у кого за спиной никого нет. Прожить полным одиночкой не получилось. Обернувшись в один момент, он увидел позади тех, за кого сам же на себя ответственность взвалил. И опять ему есть что терять, а этого он больше не хотел. Избежать вероятной опасности можно, только заручившись поддержкой сильных мира сего. Понимать-то понимал, но как это сделать, не знал. А оказывается, ларчик просто открывался. Поступил на службу к великому князю – и ты практически недосягаем. Правда, служить придется не за страх, а за совесть.
Парни, те да, поубивались малость, накрылась их вольница. Хотя где она, та воля? Они и сами не успели заметить, как превратились в наемников, подчиненных строгой дисциплине. Куда там княжьим стрельцам! Да и гоняли их не в пример больше. Впрочем, и бойцы из них вышли на голову выше, и снаряжены для боя они куда лучше. Не было им воли и в ватаге Струка, а лишь одна видимость, жили впроголодь, полностью зависели от настроя атамана и его ближников. Только и всего, что обитали в лесу не по княжьим законам. Но ведь по закону сильнейшего!
Неожиданно в путь засобиралась и бабка Любава. Вот уж удивила. Ведь и года не прошло с тех пор, как ее буквально вырвали из разъяренных лап односельчан, которые порывались убить проклятую ведьму. Кто знает, что там у них, а ну как все еще не перекипели? Ведь шутка ли, почитай, вся скотина издохла.
– И не проси, Добролюб, не останусь. Подле тебя все спокойней. На тебя глядючи, любой селянин обделается, а потом и вовсе позабудет, чего хотел. Так что я с тобой.
– А ну как воевода не позволит тебе остаться? Ведь теперь мы люди служивые.
– Это твоя печаль. Уговоришь. Опять же лекарка в крепости помехой не будет.
Градимир поначалу обрадовался тому, что знахарка возвращается, но только пока не узнал, что жить она будет в самой крепости. Одно дело – иметь ее под боком и совсем иное – внутри стен, где место только воинам гарнизона.
– Я тебя и людишек твоих на службу беру, а ты тянешь за собой старуху.
– Нужда в ней будет, воевода, ты это и так знаешь. Ведь небось сейчас лечите болезных в силу своего разумения и наверняка за то время, пока она у меня обретается, многих потеряли. Вижу, что прав я. Не будет она обузой.
– Ох и наглец ты, Добролюб. Ить я тебя с дыбы тащу, а ты еще и условия ставишь.
– Не ставлю я условий, просто предлагаю то, что лучше будет. Сколько она каши съест? А во сколько ты оценишь жизнь воина?
– Ладно, пусть едет.
Если Градимир думал, что этим все и закончится, то сильно ошибался. В пути Виктор продолжил обработку теперь уже своего прямого начальника. Например, встал вопрос о подчиненности. Кому будет подчиняться новый десяток? Они не стрельцы и к посадской коннице не относятся. Градимир, не вдаваясь в подробности, тут же определил, что они войдут в посадскую конницу. Понятное дело, Волкову это не блажило. Если уж выпала такая карта, то хотелось бы над собой иметь как можно меньше начальников.
– Неправильно ты мыслишь, воевода.
– Ну ты и наглец! Ты кто такой, чтобы условия ставить и сомневаться в моих решениях?
А вот допускать, чтобы гнев возобладал над разумом начальника, никак нельзя.
– Воевода, как скажешь, так и будет. Но пока ты решение не принял, я хочу тебя спросить. Правильно ли использовать как простую конницу тех, кто и саблей-то толком махать не умеет, и строя не знает? Тех, кого этому искусству еще учить и учить? И при этом не использовать навыков, которые у них развиты лучше, чем у многих других?
