её.
— Он нам не помешает. Поверь мне.
Девушка неуверенно кивнула.
— Ладно, тебе виднее. Но я ему не доверяю.
— Это нормально. Я тоже. Но он не станет вредить самому себе. А мы — одно целое.
— Ты повторяешь эти слова, и меня от них в холод бросает. Тот ли ты Кенджи, каким был?
— Разумеется. Не сомневайся. Паразит на меня влияет только физически.
— Ты в этом уверен?
— Конечно.
— Ладно, пойдём, — Аяко улыбнулась. — Надеюсь, ты прав.
Обнявшись, мы поднялись в мою квартиру. Я понимал девушку. Сознавать, что внутри меня есть кто-то ещё — такое нелегко принять. К тому же, я вовсе не был уверен, что паразит постепенно не попытается расширить свои владения в моём разуме. Но это будет ясно потом. Сейчас я сказал Аяко правду: никакого вмешательства со стороны Дабуру в свою личность я не чувствовал.
Когда мы вошли, Аяко остановила мою руку, которую я протянул, чтобы зажечь свет.
— Не надо! — прошептала она, обвив мою шею руками. — Пока не надо!
Я сжал её в объятиях, и мы впились друг в друга губами.
Утром Аяко отправилась домой. Мы договорились, что я позвоню ей и скажу, когда приезжать. Таким образом у меня было достаточно времени, чтобы совершить трансформацию.
На площадке мы столкнулись с Исамой.
— Прошу прощения, — пробормотал он, взглянув на Аяко. — Я думал, Кенджи проспал.
— Нет, дружище, ничего подобного. Точен, как часы. Собирался звонить тебе в дверь. Познакомьтесь. Это Аяко, моя девушка. Скоро она ко мне переедет, так что станете соседями. А это — Исама. Мой друг.
Исама поспешно поклонился. Он был заметно смущён.
— Добро пожаловать, Аяко-сан! — пробормотал он, краснея. — Надеюсь… э-э… вам здесь понравится.
— Конечно, понравится, — улыбнулась девушка, взглянув на меня. — Спасибо, Исама-сан.
Чмокнув меня, она поспешила вниз. Видимо, решила, что нам надо перекинуться парой слов.
— Не знал, что у тебя есть девушка, Кенджи, — сказал Исама, проследив за ней взглядом. — Красивая.
— Да, мы просто давно не виделись. Она уезжала.
— Чем занимается?
— Она врач.
— О! Серьёзно? Круто.
Докторов в Японии уважали. Как и учителей. Для них даже существовали льготные магазины с большими скидками. В моём мире такого не было. Хотя, в Японии, наверное, было. Не знаю.
Мы отправились в менториум. Экзамены приближались, и студенты усиленно готовились. Нам выдали вопросы, которые требовалось выучить. Но все знали, что преподаватели могут спрашивать и другое. Этих уточняющих и дополнительных вопросов опасались больше всего.
Накаямы на занятиях не было. Говорили, что он ещё не оправился после моего файербола. Кадеты заметно разделились на несколько групп по этому поводу. Первая радовалась, что зазнайка получил по заслугам. Вторая косилась на меня с недовольством. То ли потому что я в принципе вмешался в чужой поединок, то ли потому что считали, что сынок якудзы зарвался. Ходили слухи, что папаша-префект этого так не оставит, но я в это не верил. Заступничество отца было бы для Накаямы позором. Префект не поступил бы так со своим чадом. Третья группа, состоявшая исключительно из девушек, поглядывала на меня с восторгом, так как я вступился за подругу. Гото Рико ходила королевой, плохо скрывая, что ей доставляет удовольствие сознание, что я не остался к ней равнодушен. Параллельно она ненавидела подружек, бросавших на меня заинтересованные взгляды.
Я старался делать вид, что ничего этого не замечаю. Впрочем, меня это действительно не волновало. Имелись дела посерьёзней.
После четвёртого занятия меня вызвала Маэда Ран.
— Это по поводу инцидента с кадетом Накаямой, — сразу предупредила она, как только я опустился на стул в её кабинете. — Вы привлекаете много внимания, кадет Исикава. И у вас уже давний конфликт с кадетом Накаямой. Понимаю, что до этого, возможно, он провоцировал вас, но на этот раз вы сами напали на него.
— Провокация была, Маэда-доно, — ответил я. — Кадет Накаяма намеревался сломать позвоночник кадету Рико. И он хотел, чтобы я видел это и предотвратил. Он даже не попытался защититься, когда я атаковал.
— Это вы так говорите. Но никто из студентов не может подтвердить ваши слова. Кроме Гото Рико, разумеется. Но она, кажется, не совсем объективна.
— Госпожа Маэда, уверяю, что не страдаю от немотивированной агрессии. Кадет Накаяма добивался поединка чести. Он своё получил.
— Да, я в курсе, что на вас не наложили дисцилинарного взыскания из-за этого.
— Я не оправдываюсь. Говорю вам, как было на самом деле.
— Вам могло это показаться.
— Мне не показалось.
— Вы отрицаете даже возможность этого?
— Абсолютно. Он хотел, чтобы я вступился за Гото Рико.
— А зачем студенту Накаяме поединок чести?
— Чтобы вытурить меня из менториума. Его раздражает сам факт, что сын якудзы учится вместе с ним.
— Вы не думаете, что таким образом можно оправдать, что угодно?
— Не понял вас, Маэда-доно.
— Хорошо, я объясню. Есть ли вероятность, что вы оправдываете свою неприязнь к кадету Накаяме тем, что он презирает вас?
— Нет, конечно.
— Но неприязнь к нему у вас имеется?
— Я не в восторге от тех, кто меня презирает, госпожа Маэда.
— Верно ли, что отец кадета Накаямы вёл дело вашего отца?
Ах, вот, к чему она клонит! Таким манером, пожалуй, я ещё и виноватым окажусь. Не иначе, Накаяма ей сказал. Наверняка она и у него побывала.
— Это правда, — сказал я.
— И вы считаете, что вашего отца посадили из-за него?
— Нет, госпожа Маэда.
— Нет? Было бы логично рассуждать таким образом.
— Не думаю.
— Как же вы думаете?
— Я считаю, что моего отца посадили из-за того, что он якудза.
— И вы не вините отца кадета Накаямы?
— Нет. Он делал свою работу.
Психолог побарабанила пальцами по столу.
— Выходит, вы вините своего отца?
— В том, что его не было в моей жизни, когда я в нём нуждался?
Я в нём не нуждался. Чего нельзя сказать о моём
