— Покушай, Олег Васильевич, — сказал незнакомый мне «возчик», протягивая сложносоставной бутерброд, где здоровенный кусок хлеба с маслом, сыр и ветчина увенчивались кружочками помидоров.
Бутерброд был такой толщины, что не влезал в рот, поэтому пришлось обкусывать его по частям. Прожевав немного, спросил:
— А почему по отчеству?
— Так на ребят глядя, — улыбнулся тот, нарезая ветчину и шлепая Вику, пытавшуюся стащить кусочек, по ручонке: — С хлебом надо есть, дочка, с хлебом! — и снова обернулся ко мне: — Они всё — «Олег Васильевич да Олег Васильевич!»
— Лучше — Олег, — махнул я рукой.
В самом начале, когда Ярослав определил меня в здешнюю школу, меня коробило, когда ученики говорили мне «ты» и «Олег». Потом привык. Теперь вот, коробит от обращения по имени-отчеству.
— Меня Степаном зовут. Мы с тобой вместе с терендеями дрались.
— С кем, с кем? — переспросил я. — С берендеями?
— С терендеями, — ответил Степан, слегка удивившись вопросу. — Ну те самые, которых ты неандертальцами назвал.
— А почему — терендеи?
— Так пёс его знает, — пожал дядька плечами. — Мы их всю жизнь так зовем. Мне тебя Брясло показывал, вон, мол, новый парень, который месяц без еды в лесу просидел…
Вот уж точно, не помнил я дядьку. Хотя на зрительную память никогда не жаловался. А то, что тех «неандертальцев» называют здесь «терендеями», тоже не знал… Ворона я. Птица, с клювом… Так и не удосужился спросить — а с кем это мы воевали?
От раздумий отвлекла неугомонная Вика, которая, навострив ушки, слушала:
— А в книжке Олег Васильевич про бой почти ничего не писал! Так, немножечко. Это чтобы не пугать?
— Солнышко, — ответил я, продолжая жевать. — Ну книжка — это не жизнь. Да и опасно всю правду описывать. Был у меня рассказик, про дракона в болоте. Так один литературовед стал говорить — вот, мол, как автор понимает современную Россию: сравнивает ее с драконом, попавшим в болото. И, только объединенными усилиями народа можно этого самого дракона, сиречь Россию, вытянуть!
— Жалко мне писателей, — засмеялась Вика. — Они и не знают, чего там критики напридумывают. У нас, в универе, преподша вещала, что Булгаков в образе кота вывел самого Данте. Типа — Данте рассказывал про ад, а за это его наказали.
— Ну литературоведам тоже жить нужно, — резонно заметил я.
— Вот-вот, жить, — широко зевнула Елена. — Сюда бы их, критиков. Посмотрели бы сами — на домовых с русалками. Карлики с копьями. А если еще драконы летать начнут?
— Прилетят, накакают, а мы убирай! — «выдала» Вика очередной перл.
— Ладно, если покакают, а если съесть захотят? — давясь от хохота, спросил я.
— Драться будем! — воинственно заявил Антошка, заливая кипятком какой-то китайский стаканчик с вермишелью. Как он такую дрянь может есть?
— Или — сидеть в крепости, — внес дельное предложение Андрей, а потом добавил, смущенно пряча глаза под запылившимися стеклами очков: — Извините меня, Олег Васильевич.
У меня потеплело на душе. Улыбнувшись, я предложил:
— Только не «извините Олег Васильевич», а просто — «извини, Олег». Давайте-ка, братцы, как здесь принято — по имени и на «ты».
— Это трудно, — покачала головкой Вика. — Привычка нужна.
— Нужна, — согласился я. — Но привыкнуть можно.
— Тогда уж давайте так, Олег Васильевич, то есть Олег, — вдруг подала голос Елена. — Зовите, зови меня Леной, что ли. Или — Ленкой. Когда говорят — Елена, чувствую себя старой дурой.
— Учтем Лен, что ты — дура молодая! Такая, как я, — выдала Вика, вызвав очередной приступ хохота.
— Мы вот едим, смеемся, а Гном там убитый лежит, — вдруг резко выкрикнула молчавшая до сей поры Настя. — И с Андреем неизвестно что. Может быть, его уже тоже… Неужели, мы такие скоты бесчувственные?
Смех оборвался. Ребята опустили головы.
— Настя, — совершенно серьезно сказала Вика. — Ты же знаешь: и не скоты, и не бесчувственные. Просто мы очень устали. А ты… Выпей водки…
Лучше, чем сказала Виктория — не скажешь. А чего там говорить о смехе, как о нервной реакции на пережитый стресс? Это они и без меня знают.
— Если все поели, то слушайте приказ — всем спать!
— А вы, то есть ты? — спросила Лена. — Или капитану корабля спать не положено?
— Положено, — кивнул я. — На мостике остается целый адмирал.
— А кто у нас адмирал? — поинтересовалась Елена.
— Так вон же — самый старший, — кивнул я в сторону рабочих, рядом с которыми стоял Борис.
Кстати, удачная мысль. В Застеколье, на мой взгляд, не хватало некой иерархии. Военная демократия — это немножко не то. Ну а уж коль скоро я не могу навязывать свое мнение и волю всем, то можно придумать чины для моих ребятишек. Игра, разумеется, но в каждой игрушке есть свой резон. Наша башня (ну, крепость) — это почти что корабль. Я — капитан. Андрей «тянет» на первого помощника. Ну а когда выспимся и обустроимся, можно распределить и остальные роли. Вика с Антошкой станут юными мичманцами, а Ваське подойдет роль боцмана. Лене-Елене дадим должность штурмана. Настю вот только пока не придумал, кем обозвать. Хотя годится на пост командира абордажной команды. Команды пока нет, но будет. С этой мыслью я и отправился спать. Тем более что пока командир думы думал, команда успела вытащить спальники. Мы рухнули, не разбирая, кто с кем лежит и мгновенно отключились.
Мне снился замечательный сон — сижу в своей квартире, в собственном кабинете (которого у меня никогда не было!), и сосредоточенно расстреливаю из лазерной пушки бегающих по руинам крепости карликов. Они мечутся в разные стороны, но я настигаю этих злобных тварей и развеиваю по ветру… И тут совершил ошибку — не успел увернуться от огненного шарика. «Где аптечка!» — завопил я так, что напугал сам себя и проснулся.
— Олег, — тихонько будил меня Борис. — Машка медикаменты привезла. Куда складировать?
— Где? — тотчас же проснулся я.
— Медикаменты? — с невинным видом поинтересовался Борис.
— Тьфу ты, на кой мне медикаменты? Белка где?
— Да здесь я, здесь, — почувствовал я на плече ее руку. — Давай потише, детки спят!
Я посмотрел на «деток». Вика лежала поперек, вольготно забросив ноги на Ваську — бедняга уже полузадушено хрипел… Мне стало жалко парня. Попытался уложить Викторию вдоль и едва не получил от нее пяткой в нос.
— Удочерим? — шепотом спросила меня Машка, а потом ревниво уточнила: — Или у тебя на нее другие виды?
— Дура рыжая… — сонно отозвалась Вика.
Борис, давясь от хохота, схватил меня и обомлевшую Машку в охапку и утащил.
