Владимир Синельников - Восточный круиз

– Кстати, как тебя зовут? – спросил я, вспомнив, что до сих пор не удосужился узнать об этом у нежданной спутницы.

– Мириам, – односложно ответила джинна.

– И все? – удивился я. – Твой братец представился гораздо заковыристей.

– К чему тебе это? – безразлично произнесла джинна. – Все равно же не запомнишь…

– Перестань дуться, – я подвинулся к смотрящей в небо Мириам, – так и быть, показывай свое положение…

Дорога по пустыне навевает такую тоску и уныние, что впору начинать сочинять письма домой, как делал это главный герой фильма «Белое солнце пустыни». Но меня не ждала далеко дома терпеливая жена или – на худой конец – любимая женщина, а упражняться в эпистолярном творчестве по отношению к Лёлику, секретарше моего бывшего шефа, как-то не хотелось. Поэтому не оставалось ничего другого, как разговорить шагавшую рядом Мириам.

– Скажи мне, Мириам, – обратился я к джинне, – Сулейман был действительно великим волшебником?

– Да, – односложно ответила моя попутчица.

– Тогда почему же он не позаботился о более действенной охране своего собрания редкостей?

– Что ты имеешь в виду? – приостановилась Мириам.

– Да хотя бы то, как легко мне удалось добраться до третьего зала и забрать… – я приостановился, уже зная, как нервно реагирует джинна на упоминание о бутылке, – твое временное обиталище?

– А хрустальные клинки ты не берешь в расчет?

– Что это за охрана, если она оказалась такой хрупкой? – пренебрежительно хмыкнул я. – Да еще не в состоянии справиться с таким неуклюжим вором?

– Эти клинки режут любые доспехи, – буркнула джинна. – И твое счастье, что не удалось познать на себе остроту их лезвий. Иначе ты продолжил бы свое существование в виде аккуратно рубленного фарша.

– Что-то не верится, – хмыкнул я. – Почему же тогда клинок рассыпался от соприкосновения с бутылкой?

– Нет, ты и впрямь кретин, – покачала головой Ми­риам, не обратившая даже внимания на мое неосторожное упоминание о ее временной тюрьме.

– Могла бы просто объяснить, – посоветовал я джинне, – а не переходить на личности.

– На бутыли была печать Сулеймана, – нехотя объяснила мне Мириам. – Поэтому клинок и рассыпался от соприкосновения с ней.

– А второй клинок? – спросил я. – Что ему помешало разрубить этот меч? – Я потрогал притороченный к котомке клинок, позаимствованный мною в оружейном зале. – А потом и меня?

– На нем тоже печать, – пояснила джинна.

– Где? – удивился я.

– Камни на гарде.

– Тогда получается, сокровищница осталась без охраны? – продолжал допытываться я.

– И не мечтай, – усмехнулась джинна. – Во втором зале осталось достаточно колющих и режущих предметов, чтобы укоротить путь следующему неосторожному дураку.

– Почему же они не прореагировали, когда я взял этот меч?

– Не знаю, – пожала плечами Мириам. – Наверное, это не совсем обычный клинок, раз на нем печать самого Сулеймана…

– И что из этого? Разве охране не все равно?

– Нет. Если меч решил покинуть сокровищницу, значит, пришло его время, и охрана не стала ему в этом препятствовать…

– Так ты полагаешь, что этот клинок в состоянии самостоятельно принимать решения? – недоверчиво усмехнулся я.

На что Мириам не ответила, лишь одарила меня очередным выразительным взглядом.

– А что там было в четвертом зале? – поинтересовался я через некоторое время, видя, что мой предыдущий вопрос остался без ответа. – И сколько их там вообще?

– Если тебе так интересно, можешь вернуться и проверить, – ехидно посоветовала джинна.

– А разве тебе не интересно?

– Мне интересно еще пожить, а не совать голову в мышеловку, – отрубила Мириам. – Какая бы соблазнительная приманка там ни торчала.

На третьи сутки мы вышли к цепочке прилизанных холмов, окружающих кусок Бесплодных земель. К тому времени даже Мириам остыла к любовным утехам. Одна-единственная мысль не давала ни мне, ни ей покоя: «Вода!» Магия все еще не действовала, и Мириам оставалась обычной женщиной, так же, как и я, подверженной жажде и голоду. Но если голод на третий день как-то притупился, то за глоток воды мы готовы были отдать все. И эго не преувеличение. Мне назойливо вспоминался читанный в детстве Майн Рид, у которого моряки, потерпевшие кораблекрушение, утоляли жажду и голод за счет своих же спутников, на которых падал несчастливый жребий. И мысли о съедобности джиннов все чаще приходили мне в голову. Судя по взглядам, которые мне удавалось изредка перехватить, Мириам мучилась тем же вопросом относительно моей персоны. Ночью мы теперь ложились спать подальше друг от друга и просыпались от малейшего шороха.

Холмы ровным строем врезались в осточертевшие нам буро-красные пески. За холмами, насколько видел глаз, простиралось каменистое нагорье, заканчивающееся на горизонте настоящими горными пиками. Мы брели к этим холмам на последнем издыхании, не веря, что выбрались из пустыни, когда впереди что-то блеснуло. Я дернул за рукав еле передвигавшую ноги Мириам и, когда она подняла на меня мутный, ничего не выражающий взгляд, указал на блестевшую впереди нитку.

– Мираж! – безнадежно махнула рукой женщина.

Я схватил ее за руку и, собрав последние силы, потянул к манящей, сверкающей цели. Шагов за сорок до финиша Мириам вдруг вскинула голову, ее ноздри судорожно расширились.

– Вода! Я чую воду! – хрипло произнесла она и устремилась вперед.

Теперь уже мне приходилось цепляться за ее руку,

чтобы не отстать.

Судьба оказалась к нам благосклонна. На склоне действительно находился миниатюрный родник. Вода в нем была теплая, насыщенная сероводородом, запах которого, напоминающий тухлые яйца, чувствовался метров за двадцать от родника. Но, клянусь всеми святыми, мне еще никогда не доводилось пить более вкусной жидкости.

Утолив жажду и отдышавшись, мы взобрались на склон, и нашему взору предстала ровная площадка, на которой восседал худой мужчина в потертом ярко-красном халате, надетом на голое тело. Он сидел скрестив ноги и подняв лицо прямо к палящим солнечным лучам. Уловив краем глаза какое-то движение, я повернул голову и увидел, как Мириам, прикрыв глаза, как-то странно ощупывает воздух перед собой.

– Что с тобой? – прошептал я, стараясь не упускать из виду странного любителя солнца.

– Магия, – как во сне произнесла Мириам, – я чувствую магию.

– Итак, – вдруг произнес медитирующий тип впереди, – каково ваше последнее желание, путники?

– Это ифрит, – даже сквозь загар было видно, как побледнело лицо джинны. – Нам конец.

– Я жду, – повелительно произнес мужчина и открыл глаза.