воскликнул старший офицер.
– Очень может быть, что со своим страхом, – сказала Маша.
Мбойе попытался осмыслить ее реплику, но обстоятельства не позволили. Внизу происходили новые изменения. Черная пелена растеклась в пятно радиусом уже в добрые триста километров. Края его упрямо выгибались вверх, быстро образуя нечто вроде огромной чаши.
И тут наступила кульминация. Внезапно время как бы остановилось, а когда его течение было возобновлено, оказалось, что края чаши достигли орбитальной высоты и уже нависали над «Вихрем». Круг свободного пространства вверху быстро сокращался.
Не дожидаясь команды, софус включил полную тягу. Страшные перегрузки припечатали экипаж к креслам. Многие, в том числе и Маша, потеряли сознание. В этой обстановке мало кто успел заметить, что энергетический трос оборвался.
«Орешец» падал. Способа спасти его уже не было, поскольку все ресурсы корабля поглощала борьба за собственное выживание. Только непосредственная угроза давала Гильгамешу право принимать решения без одобрения людей, особенно решения драматические. И только при отсутствии времени на консультации. По-видимому, оба условия совпали, иначе софус не смог бы сделать то, что сделал.
Мбойе попытался сжать кулаки, но не смог. Серая пелена застилала глаза, свинцовая тяжесть заполнила тело. Он понимал, что «Орешец» не разобьется. В нужный момент сработают посадочные патроны. Но после этого Игнац и Хосе окажутся в полной власти макул. Старший офицер никак не мог примириться с бессилием вверенного ему крейсера. И никак не мог поверить в то, что все они потерпели поражение.
Те, кто создавал и программировал макулы, были уверены, что прилетевшие на помощь Кампанелле люди рано или поздно на планету высадятся, а оставшиеся на корабле ни за что не захотят бросить тех, кто высадился. Те, кто управлял макулами, не ошиблись. Они хорошо поняли объект охоты. Ловушка на гуманизм сработала.
* * *
«Вихрь» продолжал борьбу. Но силы его иссякали. Остатки энергии теперь затрачивались только на питание кокона силовых полей. Находившийся в пункте технического управления кораблем инженер Мерконци контролировал этот последний рубеж обороны. Для верности он подключился к сенсорным датчикам.
После провала в зев макулы ощущения появились необычайные. Сначала как будто все тело покрылось то ли древними медицинскими банками, то ли пиявками. Это означало отток давления вокруг полей, окутавших корабль. Но каков отток! Нормальный забортный вакуум Джанкарло не ощущал, так уж была настроена аппаратура. Нулевая точка. Между тем кожу словно растаскивало по сторонам. Что это могло значить? Техника подвела? Либо там, в том, что окружало «Вихрь», вакуум стал вакуумнее вакуума? Если это так, то куда утекло пространство? И ведь можно было предполагать, что они находились внутри немалой планеты!
Джанкарло на миг увидел безумные глаза помощника, усмехнулся, пожал плечами.
– Бред, бред, бред… – бормотал помощник.
– А ты ожидал увидеть земляничную поляну, Сах?
– Может быть, тебе лучше отключиться? – опасливо спросил Сахнун. – Мало ли что! Будем следить по приборам.
– Вот и следи.
– А ты?
Джанкарло нетерпеливо отмахнулся. «Растаскивание» усилилось до уровня боли. Бдительный и вездесущий Гильгамеш умерил силу связи нервов человека с датчиками полей. Полегчало.
– Техника вроде работает, – неуверенно сказал Сахнун. – У тебя физиономия красная.
Джанкарло кивнул.
– А у тебя – баклажановая.
– Связаться с центром?
– Ну свяжись.
– Хелло, центральный пост!
– Да? – отозвался Мбойе.
– Что у вас на экранах?
– Не знаю. Чернота исчезла. Молоко какое-то. А у вас?
– То же самое. Ты знаешь, за пределами полей давление отрицательное. Спроси Угрюмова, это возможно?
– Он головой трясет. Невозможно. Впрочем, существование канала, в который мы провалились, тоже невозможно.
Внезапно экраны заработали. По крайней мере, что-то на них проявилось. Что-то вроде багрового пищевода, между стенок которого перемещался «Вихрь».
– Семьсот метров в секунду, – определил Гильгамеш.
Свечение стенок усиливалось.
– Мы приближаемся к центру планеты?
– Точно ответить в столь необычных условиях сложно. Но больше вроде некуда.
Клубок ярких молний оплел корабль, и экраны вновь ослепли. Сколько это продолжалось, определить не удалось, приборы показывали сущую нелепицу. На миг, на час, а может быть, и на год возникли перегрузки. Они не исчезли и потом, когда пространство распахнулось, словно со всех сторон отдернули сверкающие шторы.
Кампанелла исчезла. Вокруг, на фоне черного бархата, остро и болезненно светило звездное море. Разговаривать было невозможно, хотя сознания тогда никто не терял. Бессильным что-либо предпринять людям осталась лишь роль наблюдателей. Гораздо более крепко скроенный и сшитый Гильгамеш пробовал как-то повлиять на движение корабля маневровыми дюзами, но либо вскоре, либо через бесконечно долгое время он оставил эти попытки за их полной неэффективностью.
Ко всему прочему, команды на включение и выключение зажигания проходили не каждый раз, с большими задержками и не одновременно. Часть проприоцепторов – стражей состояния корабля – указывала на наличие скручивающих деформаций корпуса. Другая часть свидетельствовала о том же самом, но с противоположным знаком. В видимом спектре за бортами ничего особого не происходило, а радары показывали, что вдоль оси полета периодически то возникали, то исчезали очертания загадочного канала, причем частота пульсаций возрастала, если было можно доверять атомным часам.
Для инициативного и физически очень сильного Мбойе вынужденная пассивность означала настоящее страдание. Однако все, что ему удавалось, так это слабо шевелиться и малоразборчиво бормотать нечто вроде «во влипли». Впрочем, создавшееся положение принесло не только отрицательные эмоции.
– Проходим систему Сириуса, – вдруг объявил Гильгамеш.
В его обычно суховатом голосе сквозило изумление, и было отчего. «Вихрь» скакнул на десятки световых лет! Возникли естественные сомнения, но они сразу рассеялись, поскольку в нескольких астрономических единицах от линии курса плавала маленькая белая звезда. Даже беглого взгляда на ее характеристики хватало, чтобы ее узнать. Это был Сириус Б, или Щенок. Из-за него выглядывал более объемный, но менее плотный Сириус А. Обе звезды смещались по экранам левого борта в сторону кормы.
– Сто тринадцать тысяч километров в секунду, – определил Гильгамеш. – И когда только успели набрать скорость?
Довольно близко мелькнуло расплывшееся облако газа с вкраплениями металлических обломков. Обонятельные сенсоры внешней среды даже успели уловить запах, – запах подгоревшего бекона.
– Останки яхты «Абракадабра», – флегматично сообщил софус.
СэмюелПип прохрипел что-то неразборчивое.
– Скорость – сто тридцать тысяч километров в секунду, – продолжал изумляться Гильгамеш.
Самостоятельно такой скорости «Вихрь» мог достигнуть только за немалое время. Сквозь свист и хрипы в динамики внешней связи прорвался недоумевающий женский голос:
– Сириус-диспетчер Повилайтене – неизвестному судну в секторе SBZ – 113. Откуда вы взялись? Назовитесь!
Гильгамеш отправил позывные встречи, но ответа диспетчера Повилайтене дождаться было не суждено: минуту шел радиосигнал, несколько секунд Сириус-диспетчер озадаченно молчала, а потом экраны вновь заполнило молоко.
А когда оно рассеялось, Гильгамеш определился уже около совсем
