ты тут тоже в гостях. Так что завали.
«Однако, мне нужна сменная одежда», — подумал Квинт. Он поднял с пола застиранную футболку, украшенную живописными дырами.
— Эй! — спрыгнув с дивана, Чес со всей силы пихнула Эдриана. — Кто разрешал⁈
— Тише, девочка… Это же не твои вещи. — Он подцепил еще одну футболку, на ней были принт какой-то группы. — Это того парня, что умер, да?
Чес с яростью вырвала тряпку у него из рук:
— Это теперь мои вещи! Считай, что достались по наследству! Брысь!
— Мертвым они ни к чему и тебе без надобности…
Он наклонился подобрать штаны, и тут Чес накинулась на него с кулаками.
— Не смей. Их. Трогать! — и впилась зубами ему в кисть.
— Эй! — Квинт оттолкнул ее с такой силой, что она шлепнулась на диван. — Если тебе так дороги эти вещи, почему они валяются, как мусор? Я как будто в наркопритоне.
Он посмотрел на руку. Сильно тяпнула, остались следы резцов!
— Они лежат так, как он их оставил. Значит так и будет. Ясно тебе? Это мой дом и мои правила!
Чес пыхтела от ярости, готовая снова накинуться на него, если будет необходимость. Злость, одиночество, боль — вот что увидел Квинт. Он был дорог ей, этот мертвый парень.
— Ясно, — сказал он чуть мягче. — Я понял, — и кинул одежду туда, откуда взял. — Это тебе не поможет, только захлебнешься в шмотках, пыли, грязи и горечи.
— Если когда-нибудь мне понадобится совет чокнутой консервы, я обязательно к тебе обращусь…
— Убери бардак, — строго сказал Квинт, а затем задумчиво добавил. — А вещи все равно маловаты… Нужны новые… Где здесь ближайший магазин?
Девчонка задумчиво пожала плечиками:
— Есть барахолка в паре кварталов отсюда. Там торгуют люди, а не терминалы. Я могу их взломать, и не придется платить.
Эдриан печально посмотрел на нее. «Вот до чего ты докатился, — взъярился внутренний голос. — Агент Бюро и грабеж!». Он тут же задумался о своей команде. Соратники стали для него островком постоянства в изменчивой действительности. Они справляли вместе День Благодарения и Рождество в доме Хоурна. Почти как семья. Кольнуло, и Эдриан машинально потер грудь. Ужасно горько думать о них сейчас, по ту сторону охоты, но что он может сделать? Потянуть за собой? Ну уж нет, кровь Шпарте и Амау еще не успела впитаться в землю. Больше никто из них не должен умереть. А значит придется жить, как крыса, скрываясь от своих. Как в далекой юности, когда он был злым безбашенным подростком, громящим магазины и заправки. Все в этой жизни циклично и пронизано иронией.
— Тогда пошли… — сказал он. — Неплохо бы и еды добыть.
— Я обычно заказываю доставку. Ее привозят парнишки на электросамокатах. — Чес растянула губы в хищном оскале. — ЩИТ первого уровня, просто новорожденные кролики, ммм…
— Вижу, тебе нравится власть над другими. Успокаивает?
Она пожала плечами:
— Почти как наркота, только круче. Не завидуй.
Квинт ничего не ответил. А смысл? Он тоже когда-то был подростком. В те времена он бы посмеялся над словами сорокалетнего мужика, посчитав бредом побитой жизнью собаки. Каких-то двадцать лет, и ты уже совсем другой человек. Когда-нибудь это случится и с Чес. Или нет? Он украдкой понаблюдал за ее походкой, пока они спускались по старой лестнице, прямиком под дождь. Ломаные движения подростка. Что если она как муха в янтаре, вечный пленник Питера Пена? Никогда не покинет Неверленд, как те укуренные на танцполе?
Они спустились на улицу. Эдриан мгновенно промок под косыми потоками дождя, Чес поплотней закуталась в куртку. Она казалась в ней мокрым облезлым котенком. Они дошли до маленького палаточного городка, и Эдриан тут же ощутил дежавю. Вспышки бессвязных воспоминаний о прошлом. В его родном азиатском гетто было много рынков, где торговали дешевым барахлом, едой и пряностями, а на входе — засахаренными орехами и яблоками. Там можно было купить амулет от сглаза и настоящий табак, который раскуривали тут же, вперемешку с опиумом. Сладковато-горький дым и запах жженого сахара ассоциировался с детством. Здесь же воняло мокрой болонью и бетоном, серые безжизненные запахи безрадостного существования. Спрятавшись под навесами рынка, они принялись изучать товар.
Эдриан не переставал удивляться тому, как ловко Чес взламывала разум торговцев. Раз — и вот он уже весь в ее власти, готовый, если надо, прыгнуть под поезд. Это будоражило воображение и вызывало вопросы. Почему же такая мощная девочка не может и его заставить прыгнуть с крыши?
Квинт присмотрел себе плотную куртку с высоким воротом, как раз против промозглого ветра с дождем, несколько простых футболок, разные бытовые мелочи, как вдруг его внимание привлек ларек, торгующий необычной по здешним меркам одеждой. Джинсы и рубашки, а среди них несколько клетчатых. «Агент Квинт ни за что не надел бы такое, — подумал он, — но Квинт в бегах… Почему бы и нет?». Краем глаза он заметил, что девочка тоже разжилась одеждой. Короткая мини-юбочка, слегка прикрывающая задницу, облегающий топ на голую грудь. Отличный наряд для съемок в порно.
— Решила взять ночную подработку, девочка?
Она посмотрела на него, как на дурака:
— Нет, оставлю это тебе, ретро-жигало.
Квинт рассмеялся:
— Где ж ты таких видала?
— Ты первый, — пробормотала она, покосившись на его красную клетчатую рубашку. — Серьезно, мужик, я могу смириться с тем, что у тебя проблемы с башкой, но со стилем надо что-то делать.
— Нормальный стиль для провинции Союза. Зато она удобная, чего не скажешь о силиконовом безумии, что здесь в моде.
Чес вдруг разразилась искренним смехом:
— Ты напоминаешь мне главного героя какого-нибудь вестерна времен Старой Америки, — беззлобная улыбка сменилась ядовитой усмешкой. — Козочка, лабрадорчик, пара коровок, пышная жёнушка с грузным задом, а охота молоденькую Дженни, только ей всего тринадцать. Пиво с мужиками по пятницам, в понедельник снова седлать допотопный трактор…
Маленький дикобраз ощерился иголками. Квинт поднял ворот куртки:
— Фантазия у тебя, девочка… Еще бы употребить ее в дело, а не на истории о гениталиях.
Чес мгновенно залилась краской:
— Пошел ты… Ты вообще не имел права читать! Это… личное!
Застеснялась. Оно и понятно. Ее наивные истории были полны незрелого эротизма, томительного желания чего-то запретного, инициации через близость. Сейчас она, наверное, уже напробовалась всех местных искусов и стыдилась детских сексуальных фантазий, словно поэт — первых стихов. В этом было определенное очарование.
— Я обязан понимать, кого ловлю, — ответил Квинт, подхватив пакет с вещами, — и личное — как раз то, что нужно.
— Класс… — пробормотала она. — Теперь забудь все, что там… вычитал.
— Такое хрен забудешь, но там были и хорошие моменты.
Квинт зашагал в сторону дома, Чес засеменила
