несмотря на эту неудачу, расстроился не сильно, если честно я уже давно похоронил идею, сделать достаточно мощный лук, что бы он был пригоден для охоты в саванне. Зато веревка показала себя просто великолепно! Так как жилы пальмовых листьев были достаточно тонкими, то мне удалось пустив всего три жилки сплести нитку толщиной в пару миллиметров! На разрыв пробовать не стал, просто растянул в руках, легкое напряжение она держала, а большего мне от неё и не надо было.
Вооружившись обсидиановым лезвием, забрал готовые шкурки сурикатов и обработанную женщинами кожу маленьких крокодилов, взял сплетенные тонкие нити и не обращая ни на кого внимания, принялся за изготовление первой в этом мире одежды. Сперва углями расчертил шкурки, потом вырезал их лезвием по контуру, затем в получившихся заготовках проделал дырки шилом из зуба, и в завершении сшил, а точнее связал все, сплетенной тонкой ниткой. Доделывал я эту работу уже в темноте, читал стихи у костра и шил одновременно.
Разумеется мне не нужна была куртка или рубашка, в местных погодных условиях они ни к чему. Вот шорты бы пригодились, потому как голым бегать по джунглям это быть постоянно исцарапаным, и шорты подошли бы хорошо, защищая определенные, особо чувствительные места. Но тут жарко и любые шорты или брюки сделанные из кожи носить было бы адом. По этому первое, что я сделал была юбка, а скорее даже нечто похожее на шотландский килт из тонкой шкуры сурикатов, широким ремнем для него послужила старая кожа питона. Второе, что завершал уже в ночи, при свете костра, когда все уже спали, была жилетка, по сути две шкуры молодых крокодилов сшитые между собой и скрепленные еще одним поясом. Наверное правильнее было назвать то, что у меня получилось в итоге не жилеткой, а пончо, потому как чисто технически моё изделие им и являлось, две шкурки сшитые в районе плеч, которые одеваются через голову, а потом затягиваются ремнем на поясе, но вот назвалось жилеткой и пусть ей и будет. В будущем я собирался навесить на неё множество карманов, а то меня начало утомлять ношение разных мелких инструментов: шила, резцов, наконечников и прочего в руках, карманы они намного удобнее, это я помнил точно.
Утром, проведя инвентаризацию продовольствия и проверив верши, решил, что пищей мы обеспечены как минимум на два дня. Большой вклад в это внес Зак, который управлялся со своим гарпуном уже лучше меня, вот что значит постоянная практика! Именно по этой причине, почти целый день провел за тем, что тренировал остальных парней с гарпунами и показывая им в пример Зака, пытался выбить из них страх перед Рекой. И если с братьями все получилось как нельзя лучше, то с Лащем возникли проблемы. несмотря на то, что мы уже довольно давно жили у Реки, он по прежнему её опасался, да мог зайти на мелководье, мог даже умыться или пройти перекаты, прыгая по скалам. Но его страх перед водой не исчез, просто мальчишка научился его подавлять. Это кончено было хорошо, но из-за того напряжения которое он чувствовал, находясь на Реке, у него ничего не получалось с гарпуном. На суше во время тренировок Лащ показывал отличные результаты, но стоило ему занять позицию на скале и ощутить под собой бурный поток, как напряжение сковывало его и он постоянно промахивался и даже сломал два гарпуна. Немного подумав, решил парня не мучить и вернуть его на работы по тропинкам.
Уже во второй половине дня, примерил свои обновки. Одыру была не привычна одежда, а я вот как будто заново родился, все же ходить голым, хоть и было здесь совершенно естественным, подспудно на меня психологически давило. И только затянув пояс, который скреплял две половины жилетки, в первые в этом времени вздохнул полной грудью и на моем лице появилась искренняя улыбка, сейчас мне казалось, что для меня нет ничего не возможного в этом мире!
Все время пока занимался одеждой и тренировками парней, не забывал думать о обсидиане, конечно я о нем не забыл. Просто прежде чем приступить к его дальнейшей обработке, думал о том, как усовершенствовать технику ретуши, которую я применял. Итогом этого мыслительного процесса стала новая технология, точнее немного усовершенствованная старая. Вернувшись к драгоценным осколкам, я был уже вооружен множеством разного размера палочек и косточек. Взяв первую заготовку на наконечник, вначале обработал её той костью которой сделал лезвие. Но чем тоньше становилась кромка, тем меньший по размеру инструмент для обработки я брал в руку. То есть чем тоньше становилась заготовка, тем меньшие кусочки я от него откалывал. Это конечно изрядно увеличило время работы, зато этот метод позволял избежать грубых ошибок и случайно отколоть больше чем надо и загубить заготовку на корню. Возможно моё так называемое «усовершенствование техники» сущая мелочь, но меня переполняла гордость за неё. Гордость, потому что я не вспомнил о ней, не из далекого будущего она всплыла в моей голове, а была продуктом лично моего разума.
На закате, над саванной разнесся безумный напев, полный радости и какого-то чувства победы. Впервые вместо стихов Гумилева мои соплеменники слышали иное… Я орал во все горло, впрочем не забывая про ритм, одну из тех песен, которые так нравились в молодости:
Шаг за шагом, босиком по воде,
Времена, что отпущены нам,
Солнцем в праздник, солью в беде
Души резали на пополам.
По ошибке? Конечно нет!
Награждают сердцами птиц,
Тех, кто помнит дорогу наверх
И стремится броситься вниз.
Нас вели поводыри-облака,
За ступенью — ступень, как над пропастью мост,
Порою нас швыряло на дно,
Порой поднимало до самых звезд…[30]
Не знаю, что на меня нашло, но вот накатило и я не смог этому препятствовать. Моя экспрессия произвела эффект гипнотической бомбы на соплеменников. К примеру Ла так и осталась сидеть у костра, мерно раскачиваясь и шевеля губами, даже когда песня закончилась, вывести её из этого состояния удалось только парой пощечин, на простые прикосновения к плечу она никак не реагировала. Впрочем и на остальных, моё пение подействовало сильно, не так конечно как на Ла, но тем не менее.
В который раз, засыпая и вспоминая подверженность соплеменников к впадению в транс, задумался о том, а нельзя ли как-то эту их особенность обернуть себе на пользу? Но так же как и ранее, эти мысли в итоге были отметены в сторону, я не психолог и не гипнотизер, еще натворю таких бед, что придется жить в племени полностью состоящим из сумасшедших.
На следующий день заметил, что на меня смотрят немного иначе чем ранее, особенно женщины. В их взглядах сквозило некое любопытство и непонимание. Я отнес это изменение к тому, что теперь хожу хоть как-то одетый. Попробовал объяснить им, для чего мне килт и жилетка, но потерпел на этом поприще очередное фиаско. Бедность языка племени, меня в очередной раз взбесила. С помощью тех словесных конструкций, до которых додумались люди в этом времени, любое общение, не говоря уже о объяснении чего-то нового превращалась в настоящий ад. Конечно сразу возникает мысль научить племя русскому языку, но мне совершенно не понятно как это сделать. Вообще, не знаю как подступится к решению этой задачи. Вот отвожу в сторону Ла, как самую смышленую из всех, показываю палку и говорю «палка», но для неё это слово будет обозначать не любую палку, а конкретно ту, на которую я сейчас ей показываю. А другая палка в её мировоззрении требует уже иного названия, а все потому, что палка когда-то была живой и следовательно не отделима от её «духа», а все «души», точнее совокупность души и материи индивидуальны. Что приводит к парадоксальному выводу, что нет одинаковых вещей и следовательно каждая вещь должна назваться по своему. Вообще в их языке было только три обобщения, которые являлись исключением из этого правила: люди моего племени, еда и камни. От всего этого хотелось выть на луну и мечтать о том, что лучше бы попал в племя тех кто вообще никогда не умел говорить, тогда можно было бы вложить им в головы нужные мне понятия, а вот как переформатировать уже состоявшиеся сознания соплеменников, тут был тупик, выхода из которого я не видел.
